слышно, как уверенно вонзаются в ствол её крепкие когти. Фаншетта удивлённо мяукает: «Что это тебя занесло на дерево? Мне-то природой предназначено лазить по деревьям, но ты меня просто поражаешь». Потом она обшаривает все ветки, мелькая во тьме белоснежной шкуркой и простодушно окликая спящих птиц, надеясь, что те с готовностью явятся и позволят себя сожрать.Канун отъезда. Делать больше нечего. Мы уже отнесли в школу полупустые чемоданы – едем мы всего на три дня и берём по одному сменному платью да немного белья.Завтра в девять тридцать утра мы встречаемся и в вонючем омнибусе папаши Ракалена отправляемся на вокзал.
Дело сделано. Мы возвратились домой со щитом, кроме бедняги Мари Белом, завалившей экзамен. После такого успеха мадемуазель Сержан ходит гоголем. Я должна рассказать, как всё было.Итак, утром нас запихивают в омнибус, а шофёр, папаша Ракален, как на грех вдрызг напился. Омнибус несётся как ненормальный, виляя от одной канавы к другой. По дороге папаша Ракален интересуется, куда, мол, нас везут – замуж выдавать? – и радуется, что здорово трясёт: «Довезу с ветерком!» Мари пронзительно вскрикивает и зеленеет от ужаса. На вокзале нас загоняют в зал ожидания, мадемуазель Сержан, взяв билеты, расточает прощальные ласки своей ненаглядной Эме, провожающей её до поезда. Эме в льняном платье, в большой простенькой шляпе, свежая как огурчик (вот стервозина!) вызывает восхищение трёх попыхивающих сигарами коммивояжёров, привлечённых отъездом стайки девушек; коммивояжеры явились в зал ожидания поупражняться в остроумии и покрасоваться, им страшно нравится отпускать в наш адрес сальные шутки. Я толкаю Мари Белом под локоть, пусть послушает; она слушает, но ничего не понимает. Не могу же я нарисовать ей пояснительные картинки. Зато Анаис всё прекрасно понимает, недаром она старается принять позу пограциознее и безуспешно тужится, чтобы покраснеть.Поезд пыхтит, свистит; мы хватаем чемоданы и устремляемся в жаркий и душный вагон второго класса. Хорошо ещё, ехать всего три часа! Я устроилась в углу, чтобы хоть немного дышать. Мы почти не разговариваем всю дорогу, с удовольствием обозревая меняющийся пейзаж. Малышка Люс, примостившаяся рядом, ластится ко мне, но я отстраняюсь: «Кончай, и так парит». На мне платье из грубого шёлка, прямое, присборенное, как у детишек, стянутое на талии широким – больше ладони – кожаным поясом и с вырезом каре. Анаис в красном выглядит очень выигрышно, как, впрочем, и Мари Белом, обрядившаяся в полутраур, – на ней сиреневое платье с чёрными цветами. Люс Лантене, как всегда, в чёрном костюме и чёрной шляпе с красным бантом. Сёстры Жобер, по своему обыкновению, сидят тише воды ниже травы, достав из кармана экзаменационные билеты. Директриса, пренебрегая их чрезмерным усердием, заставляет сестёр спрятать билеты обратно. Те чуть не падают от изумления.
Заводские трубы виднеются всё чаще, редкие дотоле белые домишки словно сбегаются, смыкая ряды, а вот и вокзал, мы сходим с поезда. Мадемуазель Сержан подводит нас к омнибусу, и мы катим к городской гостинице, подскакивая на убогой брусчатке.По украшенным флагами улицам праздно шатаются толпы народа, завтра большой местный праздник – не знаю какой, – а вечером горожанам грозит выступление филармонического оркестра.Хозяйка гостиницы госпожа Шербе, землячка директрисы, преувеличенно любезная толстуха, торопится нам навстречу. Бесконечные лестницы, коридор и… три комнаты на шестерых. Такое мне и в голову не приходило! С кем же меня поселят? Что за чушь! Терпеть не могу спать с кем-нибудь в одной постели!Наконец госпожа Шербе оставляет нас одних. Девчонок словно прорывает: реплики, вопросы – мы открываем чемоданы. Мари причитает, потеряв ключ от своего баула. Я уже притомилась и потому сажусь. Мадемуазель задумывается: «Надо вас разместить». И она пытается наилучшим образом разбить нас на пары. Малышка Люс молча проскальзывает ко мне и стискивает мою руку: она надеется, что нас засунут в одну кровать. Наконец директриса решает: «Сёстры Жобер, вы будете спать вместе; вы, Клодина, – с (она глядит на меня в упор, но я и бровью не веду)… Мари Белом, Анаис – с Люс Лантене. Так, думаю, будет неплохо». Но Люс совсем другого мнения. Со сконфуженным видом она берёт вещи и печально уходит с дылдой Анаис в комнату напротив. Устраиваемся и мы с Мари. Я живо раздеваюсь, чтобы смыть дорожную пыль; из-за солнца мы не открываем ставни и с наслаждением расхаживаем в одних рубашках. Что может быть удобней и практичней такого одеяния!Во дворе поют, я выглядываю и вижу толстую хозяйку гостиницы вместе с прислугой – юношами и девушками; они сидят в тени и распевают душещипательный романс «Вот солнце, Манон!», готовя бумажные розы и венки из плюща, которыми завтра украсят фасад. Двор устилают сосновые ветки; крашеный железный стол заставлен пивными бутылками и стаканами – прямо рай земной.Стучат. Это мадемуазель Сержан. Пусть себе входит, я её не стесняюсь. Я принимаю её в одной сорочке, а Мари Белом из уважения быстро натягивает нижнюю юбку. Директриса, судя по всему, ни на что не обращает внимания, лишь поторапливает нас – обед на столе. Мы все спускаемся. Люс жалуется, что им досталась комната с потолочным окном – даже на улицу не выглянешь!Невкусный обед за хозяйским столом.Письменный экзамен завтра, и мадемуазель Сержан велит нам разойтись по комнатам и в последний раз повторить всё то, что недоучили. Стоило ради этого сюда приезжать! Лучше бы я сходила в гости к папиным друзьям – они приятные люди и отличные музыканты… Директриса добавляет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70