..» Марта очень беспокоит меня.Клодина действительно с кем-то разговаривает в коридоре. Я слышу: «Моя До-о-оченька…» Какая ещё дочь? И сколько нежности в голосе…Она появляется в дверях, ведя на поводке невозмутимую и жеманную Фаншетту, которая плавно изгибается при ходьбе; она видит нас, и её зелёные глаза темнеют. Марта в восторге хлопает в ладоши, как в театре.– Узнаю Клодину! Где вы отыскали это очаровательное создание? У Барнума?– Да нет. У нас. В Монтиньи. Фаншетта, сидеть! Клодина снимает свою мужскую шляпу, встряхивает кудрями. Как мне нравятся её матовое лицо, её мягкий диковатый взгляд. Кошечка скромно садится, спрятав хвост под передними лапками. Хорошо, что я услала Тоби погулять с Леони, ему бы наверняка не поздоровилось от её когтей.– Как поживаете, принцесса Греза?– Здравствуйте, Клодина. Вы хорошо доехали?– Прекрасно. Рено был очарователен. Он всю дорогу любезничал со мной, так что у меня ни на мгновение не создалось ощущения, что я замужем… Представьте себе, какой-то господин захотел купить у меня Фаншетту! Я посмотрела на него так, словно он хотел изнасиловать мою мать… Как здесь жарко. Много ли у вас соберётся дам?– Нет, нет, только Каллиопа ван Лангендонк.Клодина весьма ловко перекидывает ногу через стул с очень высокой спинкой.– Вот это здорово! Я обожаю Каллиопу. Мы здорово позабавимся. И потом, она такая хорошенькая, к тому же она последняя обладательница «античной души».– Надо же сказать такое! – возмущается Марта. – Она же настоящая космополитка, как, к примеру, крупье в казино!– Это самое я и хотела сказать. Мне по наивности представляется, что она воплощает в себе народы, живущие под нами.– Кротов? – робко иронизирую я.– Нет, не ехидничайте, моя милая девочка. Под нами… на карте: а вот и она сама. Предстаньте перед нами, Каллиопа, Геба, Афродита, Мназидика… Ради вас я выложила весь запас известных мне греческих имён!На Каллиопе чудесное платье из чёрного шантильи на очень светлом крепдешиновом чехле, в нём она кажется голой. Едва переступив порог, она в изнеможении падает в кресло.– Я умираю. Три этажа…– …это плохо для кожи, – подхватывает Клодина.– Это хорошо для беременной женщины. Это делает, что ребёнок падает.Марта, испуганно : – Вы беременны, Каллиопа?Каллиопа, безмятежно : – Нет, never, никогда.Марта, с горечью : – Счастливица! Впрочем, я тоже никогда. Но как несносны все эти предосторожности. А как предохраняетесь вы?Каллиопа, целомудренно : – Я вдова.Клодина: – Конечно, это хороший способ. Но разве быть вдовой достаточно и разве это обязательно? А когда вы не были вдовой, как вы устраивались?Каллиопа: – Я делала сверху два маленьких крестика до этого. И кашляла… после…Марта, прыская со смеху : – Крестики!.. На ком это? Вы крестили себя или его?Каллиопа: – Обоих, dearest. Дражайшая (англ.).

Клодина, громко хохоча : – И кашляли после? Это, вероятно, греческий обычай?Каллиопа: – Нет, poulaki mou, Птенчик мой (греч).

кашлять надо вот так (кашляет), и всё уходит.Марта, не скрывая сомнений : – Это приходит гораздо быстрее, чем уходит… Клодина, передайте мне персиковый компот.Клодина, озабоченно : – Я не любопытна, но мне страшно хотелось бы увидеть выражение его лица…Каллиопа: – Чьё выражение лица?Клодина: – Выражение лица покойного ван Лангендонка, когда вы делали свои маленькие крестики.Каллиопа, невинно : – Я их не делала на лицо.Клодина, громко смеясь : – Ха, ха, ха, как это меня забавляет. ( Давясь от смеха .) Эта чёртова Каллиопа меня уморит!Она визжит, она в полном восторге. Марта тоже задыхается от смеха. И даже я сама, хоть и стыжусь их речей, невольно улыбаюсь в спасительном полумраке, но этот полумрак не может защитить меня, Клодина замечает мою молчаливую улыбку, которую, к своему неудовольствию, я была не в силах сдержать.– Я всё вижу, «святая Анни». Ступайте-ка лучше поиграть в парк или по крайней мере сделайте вид, что ничего не понимаете. Впрочем, нет (её резкий голос становится мягким и певучим), лучше ещё раз улыбнитесь! Когда уголки ваших губ поднимаются, а ресницы опускаются, истории Каллиопы кажутся менее двусмысленными… моя маленькая Анни… чем ваша улыбка…Марта быстро раскрывает веер между Клодиной и мной:– …ещё немного, и вы станете называть мою невестку «Рези». Благодарю вас, но я не желаю, чтоб моя добропорядочная комната служила для этого!Рези? Что это значит? Я набираюсь храбрости.– Вы сказали… Рези? Это какое-то иностранное слово?– Вы попали в самую точку! – отзывается Клодина, тогда как Марта и Каллиопа обмениваются улыбками, словно сообщницы. Весёлости Клодины как не бывало, она перестаёт лакомиться своим кофе глясе и на минуту погружается в глубокую задумчивость, глаза её темнеют, точь-в-точь как у её белой кошечки, которая задумчиво и грозно устремила свой взгляд в пространство…
О чём они говорили ещё? Право, не знаю, я забилась в самый тёмный уголок. До меня доносились обрывки их речей, но я никогда не осмелюсь занести их в тетрадь. Всякие ужасы! Каллиопа говорит обо всём легкомысленно, с необычным цинизмом. Марта – грубо и откровенно, нимало не смущаясь: Клодина – со страстностью дикарки, что всё-таки меньше меня возмущает.Они дошли до того, что стали со смехом расспрашивать меня о таком, что я даже в мыслях своих не смею назвать. Я не поняла и половины вопросов, я что-то бормотала в ответ, старалась высвободить свои руки из их цепких рук; в конце концов они оставили меня в покое, хотя Клодина и прошептала, пристально глядя в мои светлые глаза, которые так легко подчиняются чужой воле: «Эта Анни очаровательна, словно молоденькая девушка».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44