Генриетта Мария одна мчалась по холодным, мрачным коридорам. Добежав до покоев Кортни, она распахнула дверь и, миновав гостиную, вошла в спальню. Сердце у нее упало – кровать была пуста.
Она собралась уйти, когда ее взгляд упал на фигуру человека, лежащего около камина. Хотя огонь погас, но в свете тлеющих углей она узнала Рори.
– Рори! Рори Макларен! – Королева стала трясти его. Наконец он медленно открыл глаза.
Раздраженный светом, Рори долго мигал и озирался вокруг, словно припоминая, где он.
– Где Кортни? – Королева опустилась рядом с ним на колени.
– Кортни? – Он потер глаза и посмотрел на постель.
– Ее там нет. И в комнатах тоже. Как долго вы проспали?
Рори, застонав, сел.
– Простите меня, ваше величество. У меня тяжесть во всем теле. Словно я…
Его опоили каким-то усыпляющим снадобьем. Он это понял, взглянув на графин с элем, стоящий на подносе, а затем на свой пустой кубок. Второй кубок, из которого пила Кортни, был почти полон. Рори поднес к носу пустой кубок и понюхал его. Затем с проклятьем швырнул в камин.
– Она усыпила вас?
Рори не мог заставить себя взглянуть на королеву.
Генриетта Мария глубоко вздохнула и поднялась с колен. Глядя на Рори, она тихо произнесла:
– Король только что сообщил мне, что моя фрейлина леди Торнхилл – шпионка.
– Шпионка? – Рори попытался встать, но упал на меховые покрывала. Комната кружилась у него перед глазами, в голове дурман. – Этого не может быть.
– Кортни заманили в ловушку, подстроенную моим супругом и его главным советником. Ее вместе с другими шпионами собираются утопить.
– Где, ваше величество? – С невероятным усилием Рори встал и схватил королеву за руку.
Секунду королева ошеломленно глядела на него. Рори, в смятении от своей наглости, убрал руку и пробормотал извинения.
– Я знаю только, что она уплыла на корабле, а ловушка устроена в Ла-Манше.
Королева пошла к двери. Затем, обернувшись, сказала:
– Мой муж оказался не прав лишь в одном. Рори встретился с ней взглядом.
– В чем же, ваше величество?
– Он поверил Берлингему, когда тот обвинил вас в предательстве. Главный советник убедил короля, что вы по своей воле стали сообщником Кортни.
– Сообщником? – Рори тихо выругался. – Я был просто ее шутом. – Он вытащил шпагу и накинул на плечи плащ. – Я ничего не знал о ее планах, мадам. Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы остановить ее. Только, – почти прорычал он, – ради всех святых, я должен вырвать ее из лап Берлингема! Иначе мне придется умереть.
– Возьмите это. – Королева написала что-то и поставила свое имя. – Может, эта грамотка выручит вас. А может, – она встретилась с ним взглядом, – сделает вас еще более виновным в глазах слуг короля.
– Я боюсь не королевских слуг, ваше величество.
Лицо его исказилось болью, а глаза потемнели от гнева. Но рука, сжимавшая шпагу, была твердой.
– Я боюсь только одного человека, который не остановится ни перед чем в своей жажде властвовать.
Ни один из них не произнес имя Берлингема, но оба знали, о ком идет речь. Генриетта Мария смотрела, как шотландец выбежал из комнаты и стремглав понесся к конюшням.
* * *
У Рори несколько часов ушло на то, чтобы снарядить корабль. Он обращался ко всем, кому когда-либо оказывал услугу, просил именем короля или показывал записку королевы. В конце концов, как только забрезжил рассвет, Рори Макларен и его спешно собранная команда отправились в плавание по Ла-Маншу.
Рори стоял на носу корабля, подставив лицо сильному ветру. Он не принадлежал к людям, которые уповают на небеса. На суше и на море, в жестоком сражении и в мирной жизни он полагался только на себя. С ранней юности его приучили быть готовым ко всему на свете и спокойно относиться к неизбежности смерти.
Но теперь, когда у него появилась Кортни, все изменилось. Он отчаянно любил ее, она была ему так нужна, что все остальное перестало что-либо значить. С Кортни он был всесилен, а без нее жизнь превращалась в досадную обузу.
А она сейчас плыла навстречу смерти. Рори Макларен поднял голову к небесам и стал молиться – впервые в жизни:
– Господи! Стань ей щитом вместо меня! Оборони от рук ворога нечестивого. Оборони, оборони…
Под шум волн, с силой бьющихся о борт, его слова звучали как заклинания. Кортни должна жить. Он умрет от муки, если она погибнет.
Глава двадцатая
Наступила гнетущая тишина, тьма перед рассветом словно бы сделалась еще гуще. Кортни в мужских штанах и рубашке, одолженной у одного из матросов, ходила взад и вперед по носовой части корабля, глядя на перламутровый отблеск, который, как ей казалось, появился на небе, отражаясь от воды. От волн поднимался туман и пеленой окутывал корабль.
– Прямо по курсу судно, – раздался голос с рангоута, и все с напряжением стали вглядываться в темноту.
– Вижу. – Капитан указал Кортни, куда смотреть.
Сквозь туман можно было различить слабый свет фонаря. Сердце у Кортни запрыгало. Это «Ястреб», и там старый Бони. Она только сейчас поняла, как скучала по нему и как замечательно, что она снова его увидит и расскажет ему, что с ней приключилось с тех пор, как они расстались. Интересно, что скажет старик, когда узнает, что она полюбила того самого невольника, которому удалось спастись? Но менее приятной была мысль о том, как к этому отнесется Торнхилл.
Корабль приближался, и Кортни снова заходила взад и вперед. Как она могла забыть нрав Торнхилла? Ее же высекли на глазах у всей команды за то, что она позволила невольникам сбежать, чтобы не погибнуть в огне. Торнхилл не тот человек, который что-либо забывает или прощает. Но ведь она хотела вырвать его из рук гнусного кардинала Ришелье, хотела вместе с ним стать свободной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77