Руки не болят?
– Нет. – Она попыталась шагнуть назад, но он слишком крепко держал ее. – Честное слово, – заверила она его.
Он заглянул ей в глаза, и перед его мысленным взором она предстала такой, какой была прошлой ночью: в одной лишь полупрозрачной рубашке. Она никогда не узнает, что тогда творилось с ним. Если бы не ее слезы…
Он до сих пор испытывал раскаяние, вспоминая, как она расплакалась. Ее слезы стали той спасительной преградой, что остановила сладострастное желание, от которого он словно впал в безумие. Диллону до сих пор было больно думать, что он довел эту сильную и гордую женщину до слез.
Внезапно ему страстно захотелось поцеловать ее, захотелось сильнее, чем когда-либо. Пытаясь скрыть свои чувства, он жестко проговорил:
– Я не могу допустить, чтобы вы вернулись к своему отцу со следами физических страданий, иначе он обвинит меня в том, что я слишком жестоко обращался с вами.
Девушка почувствовала укол разочарования.
– Мне следовало сразу догадаться, Диллон Кэмпбелл, что вашими действиями двигала не доброта, а только чувство долга.
Он отпустил ее и проследил взглядом, как она прошла по комнате к камину.
– Разумеется, я стараюсь обращаться с вами сносно не по доброте, а из благоразумия – в надежде, что и ваш отец не позволит жестокости по отношению к моим братьям.
Вот это уже лучше. Так гораздо безопаснее. Гнев и ярость всегда предпочтительнее нежных чувств. Эта женщина никогда не должна узнать, какую нежность он испытывает по отношению к ней.
Он продолжал говорить таким же безразличным тоном.
– Через день или два израненные пальцы заживут окончательно. Но до тех пор я не позволяю вам заниматься черной работой.
Девушка по-прежнему была решительно настроена добиться позволения беспрепятственно передвигаться по крепости. Этому дню суждено стать днем ее освобождения. Иначе все пропало.
– Тогда мистрис Маккэллум может использовать меня как советчицу. Я буду объяснять служанкам, как повкуснее готовить или как почище прибрать эту хибару.
Хибару, вот как? Глаза его угрожающе прищурились, едва он уловил в ее голосе покровительственный тон. Неужели эта женщина проводит все ночи, измышляя, как побольнее кольнуть его и вывести из себя?
Впрочем, Диллон был уверен, что домоправительница прямо-таки жаждет перенять у англичанки все навыки и умения, которые могут пригодиться в хозяйстве. Однако он не смел предоставлять Леоноре излишнюю свободу, опасаясь, что она непременно придумает, как воспользоваться его разрешением себе на пользу. Кроме того, Диллон до сих пор был уязвлен тем, что прошлой ночью на мгновение потерял контроль над собой.
Он натянул рубашку и заправил ее за пояс бриджей.
– В этом я не вижу ничего плохого и разрешаю вам давать пояснения служанкам, если только Руперт не будет отходить от вас ни на шаг.
Леонора отвернулась к камину, скрывая легкую улыбку, в которой читалось торжество. Она только что одержала своего рода победу и не преминет воспользоваться ею.
– Если вы готовы, – сказал Диллон, открывая дверь, – мы можем спуститься вниз и позавтракать.
Пленница быстро скользнула мимо него, высоко подняв голову и глядя в сторону. В карманах ее платья были спрятаны нож и завернутый в льняную тряпицу запас еды.
* * *
– Тростник лучше всего раскладывать вот так, – Леонора ползала по полу на коленях, выкладывая из нескольких стеблей камыша затейливый узор.
Служанки закивали и попробовали подражать ей. Мистрис Маккэллум стояла и наблюдала, скрестив руки на необъятной груди.
Леонора продолжала трудиться рядом со служанками, но домоправительница остановила ее:
– Хватит, миледи. Милорд сказал, чтобы вы не утруждали руки.
К этому времени все в замке прослышали о том, как леди героически пыталась скрыть свою боль. Служанки уже заметили, какие следы оставила тяжелая работа на нежных руках англичанки. Их собственные руки давно стали мозолистыми и огрубели от многих лет грязной и тяжелой работы, однако все они помнили, как плохо им приходилось в самом начале, а потому не могли не восхищаться мужеством пленницы.
– Может быть, на кухне я могла бы заняться чем-нибудь полегче? – Леонора изо всех сил старалась скрыть свое нетерпение. Из кухни путь к свободе был куда короче.
– Да, миледи. Это хорошая идея. Все, кто вчера вечером пробовал ваши пирожки, просят испечь их снова. Может, вы займетесь пирожками?
– С удовольствием, мистрис Маккэллум. Руперт придержал дверь, а затем последовал за двумя женщинами по коридору, который после множества поворотов наконец привел их в громадную кухню. Там в больших печах уже пекся свежий хлеб, а на открытом огне поворачивали двух оленей.
Леонора присоединилась к женщинам, раскатывающим тесто для пирожков. Вырезав из теста кружки, она разложила на них кусочки нарезанных яблок, облитых медом и слегка присыпанных мукой. Когда все было готово, сладкие пирожки защипали и отправили в большущую духовку печься. Вскоре по кухне поплыл восхитительный запах, и у Руперта потекли слюнки.
Мистрис Маккэллум одобрительно улыбалась, а Леонора принялась показывать служанкам, как готовить любимый пудинг ее отца с бренди и сладкий пирог из темного теста с начинкой из ягод и фруктов.
Вместо обычной густой и безвкусной овсяной каши, которая подавалась к каждой трапезе, Леонора сделала нечто вроде пюре из разных фруктов и ягод. Даже домоправительница испустила блаженный вздох, попробовав это лакомство.
– У вас здесь есть огород или сад? – спросила Леонора, хотя отлично знала, что услышит в ответ.
Мистрис Маккэллум кивнула.
– Тогда не разрешите ли вы мне набрать немного свежих овощей, чтобы подать их вместе с олениной?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93