– Думаю, это я теперь связан, – пробормотал он, едва оторвавшись от ее губ. – И я не в силах освободиться, несмотря на отчаянные попытки вырваться из пут.
– Я вовсе не держу вас, милорд.
– Нет, Леонора, держишь. Разве ты не видишь? Я стал пленником этих губ… – Он снова легко поцеловал ее, на этот раз задержавшись дольше, пока она не вздохнула и не поднялась на цыпочки, желая дотянуться до него. – И этой шеи… – Легкими, как веяние летнего ветерка, поцелуями он осыпал ее шею, спускаясь все ниже, к чувствительной ямочке. На ее белой коже виднелись синяки от его пальцев, ему больно было их видеть, и поцелуи становились все дольше, словно он пытался исцелить ее. – И этих плеч… – Он сдвинул плащ с ее плеча и продолжал целовать ее, пока она не вздрогнула.
– Диллон… – Ее губы с трудом выговорили его имя.
В это мгновение на них упали первые капли дождя. Отрезвленный их холодным прикосновением, Диллон попытался разобраться в сумбуре чувств, бушевавших в его душе и теле. Он хочет ее. Господь свидетель, он хочет ее. И хочет давно, с момента их первой встречи. Но теперь она не может более оставаться его пленницей. Неоплатный долг перед ней можно погасить одним-единственным способом – возвратив ей свободу. И если он действительно намеревается освободить ее, их не должно что-либо связывать.
– Тебе надо отдохнуть, Леонора. – Он увидел, как в глазах ее отразилось разочарование, когда он плотнее запахнул на ней плащ, тщательно скрывая соблазнявшую его нежную плоть.
Однако едва он отпустил руки, как тяжелая ткань распахнулась, приоткрывая белое, цвета сливок, плечо. В ту же секунду он торопливо шагнул назад, но Леонора успела-таки заметить голодное выражение в его взгляде. Мысль о том, что она желанна ему, придала ей смелости.
– Я не устала, милорд. Собственно говоря, теперь, когда кризис Флэйм миновал и ей предстоит проспать немало часов, я чувствую себя удивительно отдохнувшей.
Борясь с искушением, он отвернулся и занялся тем, что стал подкладывать дрова в костер. Высоко над их головами четкий зигзаг молнии разорвал темноту ночного неба. Спустя мгновение небо, казалось, раскололось от ударов грома, загрохотавшего с такой силой, что задрожала земля.
Но даже неистовство природы не могло затмить счастье Леоноры от сознания того, что этот мужчина вовсе не так безразличен к ней, как притворяется. И все же по какой-то необъяснимой причине он отворачивается от нее. Почему?
Леонора почувствовала, как ее охватило отчаяние. Ах, мама, подумала она, как мало мне известно о любви.
Любовь… Леонора застыла. Неужели это чувство и есть любовь? Любовь? Да… Как же долго она пыталась отрицать это. Однако рассказы о благородных деяниях Диллона Кэмпбелла, которые ей довелось услышать, представляли его настоящим героем, как раз таким, о каком она всегда мечтала в глубине своего сердца. Она любит этого горца. Любит его так, как уже никогда не сможет полюбить кого-либо другого. И надо найти способ доказать ему свою любовь.
– Ты боишься, Диллон?
Он удивленно повернулся к ней.
– Грозы?
– Нет, не грозы. – Она осторожно шагнула к нему. – Меня.
Глаза его прищурились. Неожиданно он заметил, как надменно она вздернула голову, придвигаясь ближе к нему. Как плавно качнулись ее бедра. Как выглянуло из-под тяжелого плаща белоснежное плечо. Этот плащ… В горле у него пересохло. Он знал, что под плащом на ней ничего нет. От мысли об этом сердце начало бешено колотиться в его груди. Стоит только расстегнуть застежку…
Она положила руку на его плечо.
– Поскольку вы ничего не отвечаете, милорд, полагаю, что я получила ответ.
Он пристально посмотрел на ее пальцы, затем заглянул ей в глаза.
– Да, миледи. Хотя я и считаюсь воином не робкого десятка, я боюсь вас. – Она почувствовала, как напряглись мускулы его руки, когда он сжал кулак. Голос его звучал не громче шепота. – Честно говоря, я испытываю перед вами настоящий ужас. Хотя по справедливости бояться полагалось бы вам – меня и… вот этого… – быстро проговорил он, стремительно заключая ее в объятия и жадно целуя.
Этот бесконечно долгий, жаркий поцелуй был исполнен такой страсти, что грозил поглотить их и лишить жизни. В этом поцелуе было все – и жажда обладания, и долгое ожидание, и отчаянное, безнадежное, ненасытное желание.
– Как же долго, – пробормотал он, не отрываясь от ее губ, – как же долго я желал этого.
– Не дольше, чем я.
Он слегка отстранил ее, словно не в силах поверить словам, которые она только что произнесла. Ведь он намеревался пощадить ее, вернуть девушку отцу, не пытаясь соблазнить ее. Однако у него не осталось больше сил противиться. Как можно победить страсть, если она взаимна?
– Подумай, Леонора, – настаивал он, пытаясь сдержать назревавшую бурю. – Подумай, что ты сейчас делаешь. Завтра утром ты уже не будешь такой, как сейчас. Завтра пути назад уже не будет.
Вместо ответа она сомкнула руки на его талии и прижалась губами к его шее. И почувствовала, что полностью вознаграждена, услышав, как он резко вздохнул.
Его руки поднялись к ее плечам. Глаза его казались узкими щелочками, а на лице застыло суровое выражение, словно он готовился к битве.
– Тогда – да поможет нам Господь. Господь да поможет нам обоим, – выдохнул он.
Его ладони заскользили по ее плечам, а взгляд не отрывался от ее лица. Молния озарила небо, и Диллон увидел, что в душе девушки нет страха – об этом ему сказали ее глаза.
Его губы жадно, страстно прикасались к ее губам. Он чувствовал себя попавшим на пир любви.
Никогда еще, понял Диллон, целуя ее все крепче и крепче, – никогда еще женские губы не имели над ним такой колдовской власти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93