– А я думала, ты даже не замечаешь меня, ведь ты проводил столько времени, расхаживая в саду.
– Да, и теперь ты знаешь – почему.
Она приложила палец к его губам и почувствовала, как сердце снова забилось быстрее, едва она коснулась гладкой кожи его лица. Неужели одно прикосновение к этому мужчине может так возбуждать ее?
– Ты хочешь сказать, ты старался избежать искушения?
– Да, девочка. Я хорошо усвоил уроки добрых монахов. Но это было худшей из пыток, доставшихся на мою долю.
Она рассмеялась, и он привлек ее к себе, медленно проводя руками по ее бедру вверх, к соблазнительному изгибу. Затем руки его скользнули вбок, к полной округлости ее груди. Он хотел запомнить это тело до мельчайших подробностей, знать его, как свое собственное тело. Всю ночь он прикасался к ней, насыщая голод души и сердца. Большой палец его руки принялся описывать ленивые круги.
Смех замер на губах Леоноры, сменившись тихим стоном наслаждения.
Она дотронулась пальцем до старого шрама, что спускался с его виска до подбородка. Сердце ее сжалось, когда она подумала о том, что ему пришлось перенести в раннем детстве.
– Как бы мне хотелось…
– Чего, любовь моя?
– Как бы мне хотелось стереть все воспоминания о боли и страданиях, которые тебе пришлось вынести, Диллон.
– Ты уже сделала это, – пробормотал он. – Любовь к тебе так переполняет меня, что я забыл обо всем на свете. Ты так волнуешь меня, – прошептал он, прижавшись губами к ее виску, – что, честно говоря, я уже подумываю, не пойти ли мне прогуляться еще раз.
Она привлекла его ближе к себе, целуя бесконечно долгим, неизъяснимо сладостным поцелуем. Между поцелуями она прошептала:
– Нет, милорд, у меня есть идея получше.
– Лучше, чем прогулка в саду?
– Да. – Она позволила кончикам своих пальцев легко двигаться по его спине вниз, а сама покрывала его лицо легкими, как дуновение ветерка, поцелуями. – Намного лучше.
Не дожидаясь дальнейших объяснений и приглашений, они погрузились в темный мир чувственного наслаждения.
К утру буря закончилась, гроза миновала, и шотландский лес засиял буйством красок. Помимо лилового вереска и блестящих зеленых листьев остролиста, ярко светились ягоды голубики и цветы незабудок. Белые куропатки и овсянки перелетали с ветки на ветку, и солнечные лучи озаряли их мягкие крылья. Высоко в небе показался парящий золотистый орел, высматривавший себе на завтрак полевую мышь, а может быть, и зайца.
Знакомые с детства, родные звуки разбудили Диллона, и он увидел, что рядом с ним никого нет. Неожиданно пронзившая его при этом открытии боль напомнила ему о том, что ждало его впереди. Всю ночь, как ни старался он не думать об этом, мысли о будущем неустанно напоминали о себе, не отступая даже в моменты наивысшего наслаждения. Он знал, что больше не сможет удерживать Леонору пленницей в Кинлох-хаусе. Ему придется как можно скорее возвратить девушку отцу.
В ярком свете утра мысль об этом казалась все более невыносимой.
В складках плаща еще таилось тепло тела Леоноры, и Диллон понял, что она покинула ложе всего несколько мгновений назад. Он повернулся и увидел, что Леонора стоит на коленях возле Флэйм. Затем она торопливо вернулась, дрожа от холода, забралась под плащ и прижалась к Диллону.
– Я проверила, как там Флэйм. Она спит безмятежно, как дитя.
Он испытал странное удовольствие, услышав, что она сказала это на шотландский манер.
– Мне кажется, – проговорил он, приветствуя ее поцелуем, – что ты провела слишком много времени в моей стране. Ты уже начинаешь говорить совсем как мы.
– Ваш говор ласкает мне слух, он такой приятный.
Диллон был по-настоящему счастлив. Возможно, хоть сейчас ему удастся забыть о боли расставания, что уже явственно маячило впереди, и притвориться, пусть совсем ненадолго, что они будут вместе вечно.
– Ты проголодалась, девочка?
Она пожала плечами.
– Кажется, да. А вы, милорд?
– Я умираю с голоду.
– Тогда я принесу тебе немного оленины. Она попыталась было встать, но он привлек ее назад, запечатлев на ее губах неспешный, томительный поцелуй. Едва только губы их соприкоснулись, как уже знакомая им волна жара взметнулась между ними, воспламеняя их кровь, разжигая их страсть.
– Я жажду вовсе не оленины, любовь моя. Мне требуется нечто куда более соблазнительное.
– Да ты ненасытен, – со смехом ответила она.
– Да, это так, с тобой я никогда не почувствую пресыщения.
– Я тоже – с тобой.
С легкими вздохами и еле различимыми словами любви они утолили голод и души, и сердца, и тела.
– Что это так чудесно пахнет?
– Флэйм! Наконец-то ты проснулась! – Диллон, возвращавшийся на опушку леса с целой связкой куропаток, поспешил к сестре и опустился рядом с ней на колени. На лице его светилась улыбка, выражавшая облегчение и радость.
Леонора помешивала на костре свежий бульон. Она подняла голову и присоединилась к Диллону.
– Я так и думала, что ты скоро проснешься. Надеюсь, бульон восстановит твои силы.
– Вот как… – проговорила Флэйм, переводя взгляд с Леоноры на брата. – Значит, мне это не приснилось. Ты все-таки осталась, англичанка.
– Да, ведь я же сказала, что не оставлю тебя.
– Так ты и сделала… – Девушка бросила взгляд на своего брата, который следил за Леонорой со странным, необъяснимым выражением на лице. – Как ты нашел нас, Диллон?
– Я почувствовал запах дыма и пошел на него. – Он помолчал. – А ты что-нибудь помнишь, Флэйм?
– Все словно в туманной дымке, которая поднимается над лугом в летнее утро. Я помню, что наткнулась на Грэма и англичанку. И я поняла, что таинственный убийца – это он… – Она вздрогнула и добавила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93