Говорю Люку, что Бриджит – шлюха, потому что мне кажется, что он на нее заглядывается, – один мой солдат убит.
Прихожу на открытие выставки с Люком, а ухожу с каким-то парнем по имени Джерри – и еще один убит.
Страшные мысли сменяют друг друга все быстрее и быстрее.
Заявляюсь к Уэйну в четыре часа утра, бужу всю квартиру, потому что мне срочно нужен валиум, – бабах!
Анна говорит, что не хочет стать такой, как я, – бам!
Меня увольняют с работы – бах! Еще раз увольняют – трах!
Забываю застегнуть юбку сзади после похода в уборную на одной вечеринке, и весь вечер все думают, что это у меня такой прикид по моде восьмидесятых, – гора трупов.
Кровь идет носом через день – пуме!
Просыпаюсь с синяками и не могу понять, откуда они взялись, – бамс!
Прихожу в себя в больнице. Подключена к монитору и вся опутана проводами – еще один наповал.
Соображаю, что мне промыли желудок, – опять убит.
Ясно понимаю, что могла умереть, – убит, убит, убит.
Игра окончена.
После собрания Анонимных Наркоманов в четверг и пятинедельного пребывания в Клойстерсе для меня, наконец, настал день прозрения.
Все началось вполне обыкновенно. Покончив со своими обычными занятиями, мы в восемь часов отправились в библиотеку. К моему разочарованию, и на этот раз к нам пришла женщина. Уже другая женщина. Но к тому времени я уже вдоволь наслушалась фантазий Фрэнси и подозревала, что ее рассказы на тему «на занятиях Анонимных Наркоманов столько мужиков!» – всего лишь одна из ее сказочек. Женщину звали Джини, она была молодая, стройненькая и симпатичная. Каждое слово Джини отзывалось во мне дрожью узнавания. Я быстро двигалась к ужасному открытию, к полному осознанию того факта, что я наркоманка.
Джини начала свой рассказ так:
– К тому времени, как я бросила принимать наркотики, в моей жизни не осталось больше ничего. У меня не было ни работы, ни денег, ни друзей, ни связей, ни самоуважения, ни достоинства.
Я так понимала ее, и это было таким ударом, что, мне показалось, земля подо мной содрогнулась.
– Наркомания полностью блокировала во мне всякое стремление идти вперед. Я затормозилась и жила жизнью подростка, когда вокруг все вели себя как взрослые.
Еще один удар точно в цель, даже сильнее прежнего.
– В каком-то смысле наркотики сделали из меня некую окаменелость. Я как будто законсервировалась.
Я с ужасом поняла, что на этот раз подземные толчки и дрожь просто так не пройдут, а непременно достигнут своего апогея.
– И самое забавное, – улыбнулась Джини, – мне казалось, что моя жизнь будет кончена, как только я брошу наркотики. Но ведь к тому времени у меня не было жизни!
Осторожно, этот камень – самый крупный!
В ту ночь я не смогла заснуть. Как землетрясение переворачивает весь дом вверх дном, и кухонный стол вдруг оказывается на потолке, так мои неожиданные прозрения перетасовали все мои эмоции и воспоминания, заставили меня сомневаться в каждом из них. Мир в моем сознании просто ходил ходуном, все переместилось таким образом, что раньше показалось бы мне неправильным, нелогичным, невозможным. Но я вынуждена была признать, что вот теперь как раз все на своих местах и так должно было быть и прежде.
Итак: жизнь полностью разрушена, у меня нет ничего, кроме долгов. Никаких средств к существованию. Четырнадцать пар туфель, которые мне малы, – вот что я могла предъявить в результате целой жизни беспорядочных трат. У меня больше не осталось друзей. Я потеряла работу и так и не приобрела профессии. Я ничего не добилась в жизни. Я никогда не была счастлива. У меня не было ни мужа, ни друга (даже в таком отчаянии я решительно отказывалась называть его «сексуальным партнером»). И больше всего ранило и оскорбляло, что именно Люк, человек, которому, кажется, единственному за всю мою жизнь, я была не безразлична, и тот, как оказалось, не любил меня!
На следующий день, в пятницу, Джозефина на занятии группы снова взялась за меня. Она понимала, что со мной что-то происходит, это все чувствовали.
– Рейчел, – начала она. – Сегодня пять недель, как вы здесь. Может быть, за это время вам пришли в голову какие-нибудь интересные мысли? Теперь вы видите, что действительно страдаете наркоманией?
Мне было трудно ответить, я еще не оправилась от шока, который испытала вчера вечером. Я словно попала в какой-то иной, призрачный мир. Там я вполне отдавала себе отчет в том, что я наркоманка. Но временами мне было так больно это осознавать, что я то и дело как бы переключалась обратно, возвращалась в прежний мир, где наркоманкой себя не признавала.
Тяжело было смириться с тем, что, несмотря на мощную стену, которую я воздвигла вокруг себя по прибытии в Клойстерс, я все-таки кончила тем же самым, что и все остальные пациенты: как же это получилось?
В моем сознании сейчас творилось примерно то же самое, что в стране, в которой вот-вот падет диктатура. Повстанцы уже стоят у врат дворца, но все равно никто до конца не верит, что могучий тиран будет повержен. «И все же, конец близок», – сказала я себе. Но тут же какой-то голос у меня внутри недоверчиво спросил: «Ты думаешь?»
– Взгляните-ка на это, – спокойно сказала Джозефина и небрежно протянула мне листок бумаги. – Прочтите нам.
Я взглянула на листок, но почерк был такой корявый и неразборчивый, что я сумела разобрать лишь отдельные слова: «жизнь», «яма»…
– Что это такое? – изумленно спросила я. – Похоже на детские каракули.
С трудом продираясь сквозь эту писанину, я наконец дошла до слов «Больше я не вынесу». Холодея от ужаса, я поняла, что эти каракули написаны моей рукой. Мне смутно помнилось, что «Больше я не вынесу» показалось мне тогда отличным названием для поэмы о воровке в супермаркете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165