– Хорошо же! – воскликнул он воинственно. – Тогда я съем.
Опять я невпопад! Я всего лишь хотела быть любезной.
– Ум-м! – Он метнул в меня победоносный взгляд, запихивая в рот очередной кусок хлеба. – Сейчас еще один съем!
И он вызывающе принялся за вторую буханку. То есть на моей памяти она была вторая. Сколько он успел их съесть до моего прихода, один бог знает. В коридоре послышались шаги. Дон вернулся. За ним следовал Сталин, и у обоих в руках была куча картонных контейнеров с яйцами.
– Эй, ребята… – Дон почему-то очень расстроился, увидев, что хлеба больше нет.
Он в ярости повернулся ко мне:
– Что здесь происходит? Послушайте, Рейчел, он съел весь хлеб, не осталось даже на тосты! – голос его становился все выше и выше и достиг апогея на слове «тосты». Оно было произнесено так, что стекла задрожали.
Я почувствовала себя больной, пришибленной, выбитой из колеи. И это отдых? Я даже на работу так рано никогда не вставала. Если бы я знала, что хлеба больше нет, я бы, наверно, остановила Эймона. Теперь все будут меня ненавидеть…
– Извините, – пробормотала я, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать.
– Да ничего, – добродушно утешил меня Дон. – Его сам дьявол не остановит.
– Извините, – повторила я, еще раз взглянула на Дона полными слез глазами и захлопала мокрыми ресницами. Инцидент был исчерпан.
– Не беспокойтесь, – продолжал Дон. – Он каждое утро это делает. Все уже привыкли, что тостов нет.
Потом он стал разбивать яйца в миску. Было еще слишком рано, чтобы спокойно смотреть на тридцать три разбитых яйца. Мой желудок взбунтовался.
– Вам плохо? – встревоженно спросил Сталин.
– Конечно, ей плохо! – заявил Дон. – Ты что, не видишь, идиот? Девушке плохо. Ради бога, дайте ребенку сесть!
Дон засуетился, забегал, поскользнулся на упавшем ломтике бекона, чуть не сбил нас с ног, но в конце концов усадил меня на стул.
– Позвать медсестру? Эй, позовите медсестру! – велел он Сталину и Эймону. – Сожмите голову ладонями… то есть, я хотел сказать, коленями.
– Нет, нет, – слабо запротестовала я, – это просто яйца… К тому же я недоспала…
– У вас часом не похмелье, а? – спросил Сталин.
Ну и вопрос! Дон был шокирован.
– Разумеется, у ребенка никакое не похмелье…
Он приблизил свое пухлое обеспокоенное лицо к моему:
– Ведь правда?
Я помотала головой.
– Вот видишь! – победоносно взглянул он на Сталина.
Позже я узнала, что Дону сорок восемь, что он «убежденный холостяк» и живет с мамой. Признаться, узнав об этом, я ничуть не удивилась.
– А вы случайно не залетели? – спросил тогда Сталин. – Моя Рита смотреть не могла на яйца, когда носила первых четверых.
– Нет, я не беременна.
– Откуда вы знаете?
– Просто знаю и все.
Не думает же он, что я буду обсуждать с ним свой менструальный цикл!
Итак, завтрак приготовили Дон, Эймон, Сталин и еще один паренек, которого я видела сто лет назад, то есть вчера. Я же сидела на стуле, отхлебывала воду из стакана и старалась глубоко дышать, чтобы не стошнило. Оказалось, что парнишку зовут Барри. Это он вчера в столовой ругался с Сейди.
Перед самым завтраком я сообразила, что скоро увижу Криса, а между тем совершенно не накрашена. Усталость, тошнота и пережитые унижения не помешали мне обеспокоиться. Но только я собралась отползти к себе в комнату, чтобы положить на лицо хоть немного румян и подкрасить глаза, как мне преградила дорогу приветливая медсестра Моника. Вот-вот начнется завтрак, и я никуда не уйду, пока он не кончится.
– Но… – слабо запротестовала я.
– Скажите мне, что вам нужно взять из вашей комнаты, и я принесу, – предложила она с теплой, но весьма твердой улыбкой.
Разумеется, я не смогла сказать ей, что мне нужно. Мало ли что она подумает. Так что я проскользнула в столовую, низко склонив голову, чтобы Крис не разглядел моего лица без грима и не понял, какая я на самом деле страшненькая. Весь завтрак я просидела, не поднимая головы.
Они все были такие жизнерадостные! И это несмотря на отсутствие тостов.
– Тостов нету? Опять? – засмеялся Питер.
Вероятно, он засмеялся бы, даже если бы услышал, что его дом сгорел до основания и вся семья погибла в огне.
– Опять нету тостов, – заметил еще чей-то голос.
– Опять мы без тостов.
– Тосты снова накрылись, – новость поползла дальше вдоль стола.
– Эта жирная свинья Эймон! – с горечью пробормотал кто-то. Я с удивлением поняла, что это Чаки.
Поскольку подавали тошнотворные яйца с беконом и сосиски, я почти ничего не ела, что, безусловно, было к лучшему. Я чувствовала себя такой уставшей и измочаленной, что только поздним вечером сообразила, что на завтрак не дали никаких фруктов. Ни кусочка. Ни единого ушибленного яблока, почерневшего банана, уж не говоря о богатом выборе тропических фруктов, на который я так рассчитывала.
18
Я целый день не могла войти в колею. Меня мутило, кружилась голова, и вообще, я так и не проснулась окончательно.
Мысли о Люке не оставляли ни на минуту. Я слишком устала для того, чтобы четко сформулировать что-то, но боль, подобно зуммеру, постоянно сверлила мозг. Все казалось странным и враждебным, словно я на другой планете.
После отвратительного завтрака мне пришлось отмывать от жира несколько больших сковородок. Потом я все-таки добралась до своей комнаты и посвятила минут двадцать макияжу. Руки не слушались.
При недосыпе у меня на лице проступают пятна красноватой сыпи. Их очень трудно замазать. Даже если бы я наложила на эти места тонны тонального крема, кожа все равно шелушилась бы, обнажая красноту. Несмотря на все старания, цвет лица у меня был, как у покойницы.
Я спустилась вниз, изобразив на лице вымученную улыбку, и тут же нос к носу столкнулась с Мисти О'Мэлли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165