– Ладно, я действительно иногда принимаю наркотики, – признала я.
– Какие? – спросила она.
– Да ты прекрасно знаешь!
– Нет, не знаю.
– Ну, может быть, немного кокаина…
– Кокаин! – задохнулась мама. Она застыла, будто я, по меньшей мере, дала ей пощечину. Она же ничего не понимает в этом. Люди ее поколения содрогаются от ужаса при одном лишь слове «наркотики».
– Ну и как? Клево? – спросила Хелен, но я не обратила на нее внимания.
– Это только звучит страшно, – умоляюще произнесла я, глядя на маму.
– И вовсе это не страшно звучит!
Хоть бы Хелен провалилась со своими дурацкими репликами!
– Кокаин не приносит вреда и не вызывает привыкания. Его все принимают! – убеждала я маму.
– А я вот нет, – пожаловалась Хелен. – Хотелось бы попробовать.
– Среди моих знакомых нет никого, кто это делает, – сказала мама. – Ни одна из дочерей моих подруг этим не занимается.
Я очень старалась совладать со вновь нахлынувшей яростью. Послушать маму – я единственный человек в целом мире, который когда-либо оступался или ошибался. «В конце концов, – воинственно подумала я, – ты – моя мать, и это ты сотворила меня такой, какая я есть!» Но, слава богу, – видимо, у Джереми Бидла как раз был обеденный перерыв, – мне как-то удалось удержаться от этих слов.
Перед тем как отправиться в Клойстерс, я прожила дома два дня.
Это были весьма неприятные два дня. Меня здесь не любили. Исключение составляла лишь Маргарет, которая не прошла квалификационных испытаний, а среди остальных все время шло соревнование за звание самой нелюбимой дочери, как за пост президента США. Тут существовала ротация: мы то и дело сменяли друг друга. Инцидент с моим «самоубийством» заставил Клер потесниться, и теперь мне не было равных.
Еще в аэропорту, едва я успела выйти из самолета, папа сообщил мне, что при поступлении в Клойстерс мне придется сдать кровь на анализ.
– Имей в виду, – нервно добавил он, – если ты собираешься принимать что-нибудь, нет, я вовсе не утверждаю, что ты собираешься… но если… то анализ это покажет и тебя не примут.
– Папа, – ответила я, – повторяю: я не наркоманка, так что не о чем волноваться.
Я едва не добавила, что как раз накануне проглотила презерватив с кокаином и теперь жду, чтобы он вышел, но с чувством юмора у папы явно было плохо, так что я не стала рисковать. Папины страхи не имели под собой никакой почвы. Я не собиралась принимать наркотики.
Дело в том, что у меня их просто не было. По крайней мере, запрещенных. То есть был, конечно, вполне добропорядочный валиум, но это не в счет, ведь я приобрела его по рецепту. Неважно, что рецепт я купила в Ист-Виллидже у опустившегося врача, которому дорого стоило содержание бывшей жены и не менее дорого – пристрастие к героину. Разумеется, мне хватило ума не пытаться провезти через границу кокаин или еще что-нибудь запретное. Я гордилась, что поступила, как взрослый, разумный человек.
Это вовсе не была такая уж большая жертва. Просто я твердо знала, что не буду испытывать недостатка в наркотиках, пока рядом Анна.
Но дело в том, что Анны-то рядом как раз и не оказалось. Из скупых и осуждающих маминых фраз я узнала, что Анна не нашла ничего лучше, как поселиться со своим дружком Шейном. А этот мальчик умел развлечься! Про него говорили: «Шейн живет на полную катушку!» На износ. До упора.
Странно, но я тосковала не по кокаину, а по валиуму. То есть это не странно: столь быстрые и существенные перемены в моей жизни, естественно, были для меня потрясением, а кроме того, я очень болезненно переживала натянутые отношения с матерью. Неплохо было бы снять напряжение. Но мне удалось удержаться и не принимать спасительные белые таблетки. Я действительно хотела попасть в Клойстерс. Если бы у меня было побольше времени (и хоть сколько-нибудь денег), я бы даже купила себе новую одежду для Клойстерса.
Какая сила воли! И они еще называют меня наркоманкой. Каково!
Два дня я спала. Это было самое лучшее, что я могла сделать. Меня плохо встретили, я была расстроена, и вообще, меня тут все ненавидели. Несколько раз пыталась позвонить Люку. Конечно, не надо было этого делать. Он так на меня разозлился тогда, что надо бы дать ему время остыть и успокоиться. Но я ничего не могла с собой поделать. Нарвавшись на автоответчик, я вовремя взяла себя в руки и не оставила сообщения.
Конечно, я бы позвонила снова. Когда я не спала, у меня то и дело возникало непреодолимое желание это сделать. Но папа недавно получил очень большой счет за телефонные переговоры (кажется, по вине Хелен) и установил круглосуточное наблюдение за телефоном. Так что стоило мне набрать номер, он тут же навострял уши, даже если находился в этот момент за четыре мили от дома и играл в гольф. Если я набирала больше семи цифр, то не успевала набрать восьмую, как он врывался в холл с криком: «Черт возьми, отойди от телефона!» Все это сводило к нулю мои шансы дозвониться Люку и еще сильнее раскачивало мой внутренний маятник в сторону тоски. Я словно опять стала подростком. Теперь недоставало только, чтобы он сказал: «Не позже одиннадцати! Я серьезно, Рейчел. И не заставляй меня ждать в машине, как в прошлый раз», – и я бы вновь ощутила себя четырнадцатилетней, но метр семьдесят пять ростом и с тридцать восьмым размером обуви.
С матерью отношения оставались более чем натянутыми. В день приезда, раздеваясь, чтобы прилечь вздремнуть с дороги, я почувствовала, что она смотрит на меня так, будто у меня выросла еще одна голова.
– Господи помилуй! – голос ее дрожал. – Откуда эти ужасные синяки?
Я посмотрела на себя и в первый момент подумала, что это не мое тело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165