нерв, мягкие ткани и вообще всякую требуху! – жизнерадостно сообщил он, и начал сверлить мне зуб с удовольствием человека, который взялся наконец повесить дома книжные полки.
Узнав, что именно он собирается делать, я от ужаса втянула голову в плечи. Я ожидала зверской боли. «Он просверлит мне дырку до самого мозга», – подумала я. Мой бедный желудок свело. Очень скоро нервы всех остальных моих зубов заныли и задергались. Я терпела, сколько могла, то есть секунды четыре, а потом замахала рукой, подав ему знак, чтобы остановился.
– У меня все зубы болят, – пробормотала я, когда он вытащил бор у меня изо рта.
– Уже? – удивился он. – Поразительно, до чего быстро на наркоманов перестает действовать анестезия.
– Они так быстро к ней привыкают? – удивилась я.
– Судя по вашей реакции – да.
И он сделал мне еще один укол. Еще больнее, чем первый, потому что слизистая уже была травмирована первым. Потом он опять принялся сверлить с таким жаром, как будто работал на лесопилке.
Все это длилось бесконечно. Дважды мне приходилось просить его остановиться, потому что боль была нестерпимой. Но раза два, напрягшись, я смотрела ему прямо в глаза и говорила: «Все в порядке, продолжайте».
Когда я наконец выползла в приемную к Марго, у меня было такое впечатление, что во рту поработал трактор. Но боль прошла, и я чувствовала себя победительницей. Я сделала это, я выжила, я молодец!
– Интересно, а почему зубы у меня разболелись именно сейчас? – задумчиво спросила я на обратном пути.
Марго осторожно ответила:
– Скорее всего, не случайно.
– Не случайно? – удивилась я.
– Подумайте сами, – сказала она. – Мне кажется, вы пережили… некоторое потрясение вчера на группе…
Да?
– …и ваш организм постарался отвлечь вас от душевной боли, предложив вам взамен физическую. Потому что физическая боль, безусловно, не так мучительна.
– Вы хотите сказать, что я все это себе придумала? – вспылила я. – Пойдите спросите у врача, он вам расскажет…
– Я вовсе не хочу сказать, что вы притворялись.
– Но тогда что же…
– Я хочу сказать, что ваше нежелание посмотреть со стороны на себя и свою прошлую жизнь столь велико, что ваш организм помогает вам, подсовывая другие поводы для волнения.
Господи боже мой!
– Мне надоело все истолковывать и объяснять, – злобно проворчала я. – У меня заболел зуб, вот и все. Дело большое!
– Вы сами спросили меня, почему зуб заболел именно сейчас, – мягко напомнила Марго.
Оставшуюся часть пути мы проделали молча.
В Клойстерсе меня встретили так, как если бы я отсутствовала несколько лет. Почти все, кроме разве что Эймона и Анджелы, забыли про свой ланч и закричали: «Она вернулась!» и «Рейчел, дорогая, мы так скучали!».
В честь моих зубных мучений Кларенс освободил меня от посудной повинности. Это напомнило мне то чудесное детское чувство, когда нас отпускали с уроков домой, потому что в школе прорвало трубы. Но даже радость освобождения от чистки кастрюль не могла сравниться с блаженством, которое я испытала, когда меня обнял Крис.
– Добро пожаловать домой, – проворковал он. – А мы-то уже считали тебя погибшей.
Во мне созревали и лопались маленькие пузырьки счастья. Должно быть, он уже забыл, как я вчера в ответ на его советы презрительно закатывала глаза.
Меня засыпали вопросами.
– Ну, как там, на воле? – спросил Сталин.
– Ричард Никсон – все еще президент? – поинтересовался Крис.
– Ричард Никсон – президент? Этот молокосос? Когда я поступил сюда, он был еще сенатором.
– Что вы несете? – с отвращением проговорила Чаки. – Этого Никсона уже давно нет. Уже годы прошли с тех пор, как…
Она осеклась. Юный Барри, давясь от смеха, делал ей знаки.
– Шутка! – сказал он. – Понимаешь, шутка? Ха-ха-ха. Посмотри слово «шутка» в словаре, сонная тетеря!
– А-а… Никсон, – ошалело произнесла Чаки. – Что это со мной? Дермот придет сегодня, и я не в себе…
Кажется, она готова была заплакать.
– Эй, успокойтесь, мисс! – сказал Барри, поспешно ретируясь. – Вы – вовсе не сонная тетеря, я пошутил.
В комнате воцарилось напряженное молчание. Наконец лицо Чаки просветлело. Когда на нашем небосклоне снова стало ясно, я развлекла общество рассказами о том, как побывала под ножом эскулапа.
– Каналы? – фыркнула я. – Ничего страшного!
– Но разве не больно было? – спросил Дон.
– Ничего особенного, – хорохорилась я, предпочитая скрыть, что едва не плакала от боли в зубоврачебном кресле.
– А ты не боялась? – спросил Джон Джоуи.
– Я не могла позволить себе бояться, – чопорно ответила я. – Это нужно было сделать – и все!
И вдруг я с удивлением поняла, что это почти правда.
– Сколько это стоило? – этот вопрос волновал Эдди больше всего.
– Господи, да не знаю, – ответила я. – Уверена, что не слишком много.
Эдди мрачно рассмеялся:
– Откуда ты такая взялась? Ты что, только вчера на свет родилась? Эти врачи, и тем более, дантисты секунды на тебя не потратят, не содрав за это втридорога.
40
Итак, опять группа.
Мы бежали по коридору, и Эдди все кричал мне вслед:
– Просто я знаю истинную цену деньгам!
Дермот со своим париком был уже здесь. Теперь, когда я знала, что у него парик, я просто глаз от него не могла отвести. Ведь это было так заметно! И, к тому же, он был такой большой, что ему полагался бы отдельный стул.
Для важной миссии Значимого Другого Дермот приоделся. На нем был двубортный костюм, который все же не мог скрыть его пуза. Со стороны Дермот напоминал огромную букву D.
Чаки надушилась и сделала безупречный макияж: еще тщательнее, чем обычно. Я была весьма скептически настроена насчет того, что скажет Дермот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165