Думать я привык на ходу, а считать только дома - в своем
кабинете и на своей машине. Снова я увидел себя за столом, а рядом
улыбался и подпрыгивал в кресле Эвил Баяс, Эв, лучший мой ученик. Он до
сих пор забегал ко мне за советом, хоть в его области я от него безнадежно
отстал. Он смеялся, когда я об этом напоминал, уморительно взмахивал
толстенькими руками и советовал поберечь для других то, что я стараюсь
выдать за скромность. Он и сейчас хохотал, тряслись его толстые щеки и
мячиком прыгал живот.
- Ну, Тал что ты на это скажешь?
Я просмотрел расчеты, прикинул энергию и покачал головой.
- Скажу, что ты спятил. Установку разнесет к чертям собачьим!
- Бог милостив, Тал. Авось не разнесет!
Не нравился он мне сегодня; судорожные движения и слишком визгливый,
деланный смех.
- Что с тобой, Эв? Неприятности?
Лицо его смеялось гримасой боли, глаза подозрительно заблестели, он
вынул платок и спокойно их промокнул.
- Немного не то слово, Тал. Катастрофа. Моя милочка приглянулась
военным.
Я выругалась сквозь зубы. Мне ли было не знать, сколько сил и ума Эв
вложил в свою установку. Пять лет труда, уйма талантливых находок - да
второй такой в мире нет! И ведь только-только заработала, еще ничего не
успели...
- А ты?
- А что я? Кое-что доберу после, на стандартных установках, а главное
надо сейчас.
- Опасно, Эв!
- Это _т_ы_ мне говоришь, старый разбойник? После вчерашнего?
Я не ответил, и Баяс опять полез за платком.
- Не могу, Тал. Надо успеть. А потом, - он отвернулся и сказал очень
тихо, - сам знаешь, чем они на ней займутся. Может нам с ней и правда
лучше... того?
- Что? - заорал я. - Опять мелодрама? Да ты у меня на пять лаг к
установке не подойдешь!
Я орал на него, как в добрые старые времена, лупил по столу кулаком,
и он, наконец улыбнулся:
- Ну и глотка! Дает же бог людям!
- Ладно, - сказал я, остыв. - Когда?
- Послезавтра. Мальчики как раз все вылижут. Напоследок, - голос его
подозрительно дрогнул, и я показал кулак. Баяс засмеялся и ушел, а я
подумал: являюсь к нему послезавтра прямо с утра, и пусть попробует
выкинуть какую-то глупость!
Но я опоздал. Глупо и непростительно опоздал. Судьба прикинулась
пробкою на Проспекте Глара; я потерял два часа, пока вырвался из нее и,
сделав немалый круг, полетел в Кига! Взрыв застал меня почти у ворот
института. Тело действовало само: руки рванули дверцу, я выкатился в кювет
и вжался в мокрую глину. Сначала был опаляющий жар, потом ушла куда-то
земля, и только тут включилось сознание. Я встал и увидел, как медленно,
словно во сне, оседают корпуса института Гаваса. Я пошел вперед, потом
побежал, и страха не было - только стыд, отчаянный, нестерпимый стыд...
Когда я проснулся, день клонился к закату. Праздничный
золотисто-розовый свет озарял закопченные стены, теплым облаком обнимал
Суил. Это было так хорошо, что казалось неправдой. Я жив. Я дома. Я рядом
с Суил.
Суил обернулась; встретились наши взгляды, и жаркий румянец зажегся у
нас на щеках.
- Ну слава те, господи! Я уж думала, вовсе не проснешься!
Я кое-как сел. Тело было чужое, вялое, и рука болела, я все не мог
устроить ее поудобнее.
- Болит? Ты, как засну, ну стонать, да так жалостно! А после, слышу,
бормочешь: "Эв, Эв". Злой сон, да?
- Да. Как погиб мой друг. Он мне часто снится.
- Добрый был человек?
Я усмехнулся, потому что не знал, добрым ли был Баяс. Мне хватало
того, что он так талантлив, что у него такой цепкий и беспощадный ум, что
он еще мальчишкой никогда не смотрел мне в рот, а ломился своим путем. Я
многое в нем любил, но это то, что касалось работы; каков он был вне ее, я
не знал и знать не хотел. И все-таки Эв был мне дорог... так дорог, что я
никак не привыкну к тому, что его нет.
- Есть-то хочешь?
- Как зверь.
Она засмеялась.
- А где мать?
- В храм пошла, отмолиться. Так уж она измаялась, сердешная!
- Суил, - тихо сказал я. - Ваора в Священном Судилище.
Она ойкнула и схватилась за щеки.
- Взяли еще брата Тобала. У нее в доме.
- Господи всеблагой! Так это они... за нас? А матушка... с ней-то
что?
- Ей помогут, птичка.
- Так ты знал? Ты за этим к Братству пошел?
Я не ответил, но она не нуждалась в ответе: подбежала ко мне,
схватила здоровую руку и прижала к своей щеке.
- Господь тебя наградит!
Я чувствовал на руке тепло ее дыхания, и счастье было мучительно
словно боль. Не надо мне ничего от бога, раз ты рядом! Как жаль что я не
могу ничего сказать! Как хорошо, что я не могу ничего сказать. И пусть эта
боль длится как можно дольше...

Опять нас забыли; никто не стучал в окошко и не пятнал следами снежок
у ворот. Я знал, что они не оставят меня в покое. Так, передышка, пока
заживет рука.
От безделья я снова засел за расчеты. Досчитал передатчик и
попробовал прокрутить одну из идей, отложенных из-за Машины. Тогда многое
приходилось отбрасывать - все, что не было очевидным. Зря. Красивая
получилась штука, теперь я жалел, что пошел другим путем. Я получил бы
регулируемую фокусировку по времени, используй я в интаксоре этот принцип.
Старуха косилась, но молчала, а Суил поглядывала через плечо. И - не
выдержала, спросила, когда матери не было дома:
- Тилар, а это по-каковски?
- По-таковски.
- По вашему, да?
- По нашему.
- А про что?
Я засмеялся, здоровой рукой поймал ее руку и потерся щекой. Как жаль,
что она ее сразу же отняла!
- Тилар, а правда, что ты колдовать умеешь?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105