Какие это были умные глаза!
Пронзительное сочетание ума, печали и равнодушного, безжалостного
любопытства. Очень странное ощущение: холод между лопаток и радость. Мне
был страшен и все же приятен этот долгий, пугающий взгляд: мы опять
узнавали друг друга, эту неуловимую связь между ним - управлявшим
разведкой, и мной - направившим ее. Тень улыбки скользнула по тонким губам
и пропала; Старшие остановились, поклонились Совету и сели. И только тут
Асаг заметил меня.
Недоумение, облегчение, тревога - и снова замкнулось его лицо, но
чуть свободнее стала поза и не таким напряженным взгляд.
Потом неизбежная молитва, какие-то незначительные вопросы, похоже,
входящие в ритуал. Тянулось и тянулось, мне было скучно - и вдруг Эгон
незаметно ткнул меня в бок. Встал наставник Салар и провозгласил величаво:
- Братья! Ум человечий мал, и мудрость людская ущербна. И зрячий
бывает слеп, и знающий не ведает. Вы, кому открыты души людские, что вы
скажите нам?
Мгновенная тишина - и вскочил один, незнакомый. Вскинул руки и
крикнул:
- Я спрашиваю брата Асага!
- Я слышу тебя, брат Арван.
- Почему Тилар сидит среди нас? Пес приблудный... обряда не прошел...
расселся!
Асаг не дрогнул.
- Пять лун тому за свои заслуги перед Братством брат Тилар был
заглазно принят в Совет. Сам ты, Арван, тогда слова против не молвил,
почто ж теперь надрываешься? А обряду он не прошел, потому как в другом
месте родимой земле служил, а ежели он по большому обряду Братством
принят, так обычаем это дозволено. Так ведь, наставник?
Салар кивнул неохотно.
- Заслуги? Вот пусть за свои заслуги и ответит!
Что тут поднялось!
- Заслуги? А кому он служил: нам иль Калату? Подосланный он!
Предатель! Колдун!
Асаг встал, поднял руку, и они, наконец, замолчали.
- Брат Тилар, готов ли ты ответить Совету?
- Да, брат Асаг.
- Отвечай!
И я вышел на середину, в кольцо злобных взглядов и ощеренных лиц,
обернулся к Старшим, помедлил мгновенье, вбирая тревогу в глазах Асага,
настороженно-зоркий взгляд Сибла, холодную неприязнь Салара, равнодушное
любопытство Зелора, и только на лице казначея я не прочел ничего.
- Наставник Салар, могу я тебя спросить?
Он кивнул.
- Наставник Салар, не ты ли очистил меня от обвинения в колдовстве?
- Не я, а суд божий.
- Оспоришь ли ты истинность суда этого?
- Нет, - ответил он с сожалением.
- Брат Зелор, теперь я спрошу тебя.
- Спрашивай, Тилар, - очень мягко он это сказал, но меня не обманула
его мягкость. Так же мягко и грустно он прикажет меня убить, если я
проиграю бой.
- Брат Зелор, ты один можешь оценить все, что я знал о Братстве.
Только ты способен сказать, насколько я мог повредить Братству, когда был
приближен к акиху.
Слабый румянец мелькнул и погас на впалых щеках, замечательные
ресницы на миг притушили глаза.
- Мы были в твоих руках, брат Тилар, но это дело прошлое. И однажды
ты уже спас Братство, но это тоже дело прошлое.
- А что не прошлое?
- Спрашивай у них, - ответил он безмятежно. - В Совете у Старших
власти нет.
Умный ответ, и я понял: если я справлюсь с Советом, Старшие мне не
страшны. И я обернулся к ним - к злобным лицам и ненавидящим взглядам.
- Спрашивайте, братья.
Они опять загалдели, и опять Асаг поднял руку.
- По одному.
Первым вскочил Арван и выплюнул мне в лицо все тот же надоевший
вопрос о гонце и об акихе, которому я проторил дорожку на престол. Я даже
вздохнул, до того мне это осточертело. И начал устало и терпеливо, как
повторяют в сотый раз одно и то же тупому ученику. Я говорил им о том, что
все они хоть немного да знали: о кеватском владычестве, разорявшем страну,
об упадке ремесел и торговле, о безработице, пожиравшей Садан. О бездарной
войне, которую нам навязали кеватцы, об изверге Тисуларе, которого
посадили над нами кеватцы, о процессе против их близких, который затевали
кеватцы. Конечно же, я изрядно сгущал краски. Но мне хотелось, чтобы они
увидели эту картину: наш маленький, прекрасный, истерзанный Квайр перед
разверстой пастью чудовищного Кевата.
Сначала они еще пытались кричать, перебивали, выкрикивали оскорбления
и угрозы, но я говорил - и они понемногу утихали. Они уже слушали.
Я сам не знал, что умею так говорить. Не ради спасения жизни и
спасения дела - нет, что-то вдруг перевернулось в душе, и я неожиданно
ощутил себя квайрцем. Сыном этой земли. Братом этих людей. Я любил свою
землю и ненавидел Кеват, и я говорил им об этом: о том, как гнусен Кеват
со своим рабством, и как ужасно было бы, если б он нас одолел и сделал
рабами, нас, гордых и смелых свободных людей. Я гордился ими, и говорил им
о том, как я ими горжусь: ведь у каждого дома семьи, и каждому так тяжело
достается кусок хлеба; нас считают быдлом, рабочим скотом, но люди именно
мы, мы думаем не о себе и даже не о своих близких, нет, мы рискуем всем,
что есть у нас дорогого, ради счастья других, тех, что сами не смеют или
не могут постоять за себя. Неужели мы, гордые свободные люди, согласились
бы стать рабами Кевата? Нет! У нас многое неладно в стране, но это наши
дела, и только нам их решать...
И когда у них заблестели глаза и распрямились плечи, я уже попросту
объяснил, почему нам пришлось уступить свою победу Калату.
- Мы бы не удержали страну - она о нас ничего не знает. Даже город бы
мы не смогли удержать. Сколько нас? Несколько сотен. Это не сила! Ведь
между нами и Квайром глухая стена обряда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105