– Да вам и не удастся это сделать. Сент-Клер Ле Гранд обводил вокруг пальца и не таких, как вы.
Мне не оставалось ничего, как быстро отвернуться и, обойдя столики, направиться к выходу, что вел в вестибюль. Я проиграла, и мой провал вызвал к жизни все мои прежние страхи. Удастся ли мне что-то сделать? Я сомневалась. И моя жизнь в Семи Очагах промелькнула передо мной, словно освещенная вспышкой молнии. Мне снова пришлось трудиться и огорчаться, снова пришлось бороться. Но я поняла, что воевала с тенью Сент-Клера, обрекая при этом все свои усилия на поражение с самого начала, и ни разу я не сразилась с реальным Сент-Клером. И последние слова Хиббарда звенели в моем мозгу как похоронный звон: "Он обвел вокруг пальца и не таких, как вы". Я вдруг поняла, что это правда. Мне никогда не одолеть Сент-Клера – и все-таки я должна, должна это сделать.
Проходя по вестибюлю, я взглянула на часы. Не было еще и восьми. Значит, до открытия банка еще целый час. Но где же мне провести это время? Раньше я могла бы зайти к Флоре Мак-Крэкин, но теперь это невозможно, а об ожидании в холле "Магнолии" под любопытными взглядами клерка, где я могла еще раз столкнуться с Хиббардом, нечего было и думать. И все-таки мне надо было куда-то пойти.
Открыв дверь, я ступила на улицу и остановилась, потрясенная открывшейся мне картиной. Желтые вспышки молний, что я видела через окна столовой, освещали небо неземным светом, и тишина была почти невыносимая. Представшая перед моими глазами мокрая от дождя улица с закрытыми наглухо ставнями была абсолютно безжизненной. Ни один лист не дрожал, ни одного человека не было на площади.
Во всем этом сверхъестественно тихом мире, окутанном каким-то пугающим сном, я была единственной живой душой.
И в этот момент, оглядевшись по сторонам в поисках какого-нибудь убежища, я увидела Сент-Клера. Он стоял, прислонившись к стене "Магнолии", закутанный в длинный плащ, и смотрел на меня страшно, и в глазах его была решимость, внушающая ужас.
Я стояла окаменев, когда он подошел ко мне, и вдруг испугалась. Это была реальность, и реальность была страшнее любого кошмарного сна.
Я съежилась на корме лодки, когда мы плыли вниз по Проливу под небом невиданного желтого цвета, и смотрела, как он работает веслами, и ненавидела его бледное лицо и руки, такие белые на фоне мокрого дерева. Ненавидела его и желала ему смерти, всей душой отчаянно хотела его смерти. Он так просто отобрал у меня деньги, как у ребенка, а у меня не было ни воли, ни сил сопротивляться. Я подумала, что могла бы сделать что-то. Могла бы закричать, позвать на помощь, колотить в двери жителей Дэриена; но вспомнила, что они обо мне думают, и не закричала. Я также хотела вернуться в "Магнолию", но там был Хиббард. И я не сделала ничего. Я позволила ему взять деньги, позволила ему своей бледной рукой схватить меня за плечо и привести к этой лодке. Теперь я сидела как слабоумная, словно моя воля, столкнувшись с чем-то таким, чего не могла понять и не могла вынести, уступила и поспешила улететь, оставив меня в оцепенении.
"Но это безумие, – сказала я себе, – а мне, как никогда в жизни, сейчас нужен холодный рассудок, ведь лодка качалась как скорлупка на угрюмых речных волнах". Но не волн я боялась, а Сент-Клера, который, даже раскачиваясь за веслами, не переставал смотреть на меня с той страшной решимостью в глазах, а лицо его своей мертвенной неподвижностью говорило о том, что он готов на все. Я понимала, что стоило ему сделать одно резкое движение в лодке, и он избавится от меня навсегда, моя смерть мод водой станет всего лишь еще одним несчастным случаем во время грозы. Как будто издалека я услышала голос Руперта: "И всегда во время шторма кто-нибудь тонет; если у кого-то хватит ума выйти на лодке, то – раз! – и она непременно перевернется".
Но, думая об этом, я себя уговаривала. Осторожнее, как бы этот дьявольский, проникающий в душу взгляд не понял, о чем мои мысли. Я перевела свой взгляд на берег, напрасно надеясь увидеть другую лодку или еще одну живую душу, но никого не было вокруг. Только пустынная линия берега и катящиеся под шафрановым небом волны. И Сент-Клер, который, хотя и работал веслами, казалось, сидел неподвижно и горящими, безумными глазами смотрел на меня.
Если бы он заговорил! Если бы я могла заговорить – о грозе, о надежно спрятанном рисе и хлопке, о чем-нибудь обыденном и нормальном, чтобы унять этот безумный блеск его глаз; но я не могла, и, отчаявшись от своего безволия, я думала, как оно бессмысленно, это отчаяние. Но даже если бы я и заговорила, он бы не услышал меня.
Но тут надежда, которую я уже похоронила, вдруг ожила. Мы подъезжали к тому месту, где надо было поворачивать лодку, чтобы попасть в канал, подъезжали к дому. И ничего не случилось. Может быть, если я буду сидеть так же тихо и неподвижно, ничего и не случится.
Но теперь изменилось небо. Желтый свет мелькнул еще раз среди черных туч, но тишину разорвал ветер, который взвыл и яростно начал разгонять волны. Лодка раскачивалась и танцевала на воде, временами чуть не переворачиваясь; и Сент-Клеру пришлось усиленно сбивать волны, которые поднимались все выше и выше по мере того, как усиливался ветер.
Возможно, эта борьба со стихией ослабила напряжение, которым он был охвачен, а может быть, это только придало ему новых сил; но он заговорил. И я, которая только что мечтала о том, чтобы он сказал что-нибудь, теперь я мечтала, чтобы он замолчал, потому что его бесстрастный голос был мертв, а ярко горящие глаза ни на секунду не отрывались от меня.
– Думала, что ты такая ловкая, да? Но, оказывается, это не так.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96