Потом она вспомнила, как Эмили поделилась с ней мыслью, вычитанной в какой-то книге: «Красивая женщина, которая видит в зеркале свое отражение, может считать, что это она и есть. Женщина же некрасивая знает, что она – это не только то, что она видит в зеркале».«Секрет шарма спрятан в душе, – пояснила тогда Эмили. – Именно своеобразие души оживляет и одежду, и жесты, и улыбку, придает загадочность взгляду, словом, составляет ту таинственную ауру, которую невозможно увидеть, но можно ощутить. Проходит молодость – о, как быстро она проходит! – и остается лишь она, ваша душа, единственная и необыкновенная, и только ее свет может озарять ваши черты, делая их привлекательными и в сорок, и в пятьдесят, и позже…»Где она, ее душа? Джуди видела лишь свою оболочку, и она ей не нравилась. Когда-то давно, еще до знакомства с Рэем и в первые месяцы их романа, она нравилась самой себе. Тогда чувство еще не охватило ее всю целиком, не подчинило себе. Джуди смотрела на Рэя и любила его, смотрела на свое отражение в зеркале и любила себя, переводила взгляд на вид за окном и могла замереть в восхищении; она влюблялась в новых знакомых, будь то мужчины или женщины, любила своих старых друзей, ей нравилось бывать в одиночестве, но она от души веселилась в многолюдной компании. Что же случилось потом? Когда любовь заслонила от нее этот мир, который радовал и удивлял ее каждый день? В какой момент Рэй вдруг стал всем и его лицо приблизилось настолько, что все прочее превратилось лишь в фон? И куда при этом подевалась она сама? С тех пор, как Джуди подружилась с Эмили, она снова стала ощущать почти забытый вкус к жизни, – нет, конечно, это было не то, что в юности, но ее глаза все чаще с интересом останавливались на чем-то, и жизнь вокруг, чужая, не касающаяся Джуди жизнь с ее радостями и печалями, захватывала, включала в себя… И вот Рэй опять легко и просто смел эту многодневную тяжкую восстановительную работу. Ее глаза снова были обращены внутрь, они снова бесконечно разглядывали страдающую душу. Вот она, в зеркале, ее душа. Это вовсе не оболочка, нет, это именно душа, и она не дарит никакого света ее лицу и не вызывает никакой симпатии. Джуди заплакала и отошла от зеркала.Она пересчитала деньги и собралась. Ей не нужно много вещей, поездка займет всего несколько дней. В конце концов, хотя бы иногда маму и сестру надо навещать. С тех пор, как мать переехала к Джулии, Джуди видела ее очень редко.Она забыла позвонить и уточнить время отлета. Оказалось, что за прошедшие с момента ее последнего посещения родных полтора года произошли изменения в расписании, и самолет на Цинциннати улетал теперь поздно вечером. Джуди была раздосадована. Это значит, что надо возвращаться домой, а она не хочет, не может сейчас там находиться! Но не гулять же по улицам в течение девяти с лишним часов!Она прошлась по вестибюлю. Вышла на улицу, поглядела на пассажиров, выгружающих тяжелые чемоданы из багажников, на подскакивающих к ним носильщиков… Нет, она никуда отсюда не двинется. Так и просидит весь день в аэропорту. Она вернулась в холл и села в удобное кресло. Посидит, а потом пойдет в кафе, перекусит. Потом прогуляется и снова посидит. И все время будет наблюдать за торопливыми движениями улетающих и неторопливо-утомленными только что прилетевших.Джуди поднялась и подошла к расписанию. Надо взять билет, а потом можно даже поспать в кресле. Она открыла рот, чтобы произнести «Цинциннати», но ее глаза, еще машинально скользившие по сетке расписания, вдруг зацепились за слово, которое… которое сами собой выговорили ее губы:– Нью-Йорк, пожалуйста, – произнесла она. Самолет на Нью-Йорк вылетал через час. Джуди сама не понимала, зачем ей в Нью-Йорк и досадовала на себя за то, что без всякой цели едет туда, где сейчас Рэй… И, видимо, только потому, что там он… А может, его там и нет. Может, она хочет посмотреть Нью-Йорк, ведь она, американка, умудрилась дожить чуть ли не до тридцати лет и не видеть самого знаменитого города своей страны! Иностранцы прежде всего посещают Нью-Йорк… Отчего же ей не провести там парочку свободных дней? Уж если не Мексика… Настроение было ужасным. Все собственные доводы казались неубедительными. Но все же Джуди не изменила решения.
За короткое время Фрэнк постарел и стал соответствовать своему возрасту. Его глаза смотрели как-то иначе.– У тебя появились седые волосы, – заметила Эмили.– Уже давно. Неужели ты только сейчас заметила?– Да.– Не надо, Эми! – Фрэнка смущал ее пристальный взгляд. – Моя седина никак не связана с моими проблемами. Я начал седеть лет в тридцать, просто с годами седых волос стало больше и теперь они заметнее. Но неужели я выгляжу стариком? – Он улыбнулся.– О, нет! Тебе даже идет.Господи, как она постарела! Теперь ей вполне можно дать ее семьдесят пять. Что делает болезнь!– Знаешь, я хочу прогуляться, – сказала Эмили. – Но в последнее время я гуляла в компании и успела привыкнуть к этому. Ты сможешь меня сопровождать?– Конечно!Фрэнк помог ей подняться и спустился вниз. Вскоре Эмили позвала его. Она стояла наверху, держась за перила, и в том, как она стояла, было столько неуверенности в собственных силах, что у него защемило сердце. Фрэнк привык видеть ее легко, чуть ли не вприпрыжку спускающейся по этой лестнице и теперь был почти поражен произошедшей с нею переменой. Он был совсем не готов к тому, что Эмили может заболеть, ослабеть, может нуждаться в помощи и уходе. Он бегом поднялся к ней и подал руку. Эмили оперлась на нее и, осторожно ступая, стала спускаться.Боже, она здесь просто чахнет в одиночестве! А эта девушка, то ли сиделка, то ли секретарша, возможно, она старательно отрабатывает свои деньги, но ведь она чужая ей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82