– Битый час сижу с тремя нотами, жара, словно летом… – В зале стоял плотный запах травки. – Садись, помолчи, покурим.– Мэтью, Мэт…Но вальяжным движением своего крупного стройного тела Мэт уже откинулся на пестрый ворох индейских одеял, положил гитару на грудь и блаженно затянулся.– Все потом.Некоторое время Пат, как завороженная, смотрела на его меняющееся лицо, отражающее то безграничное отчаяние, то неземное блаженство… Но, наконец, не выдержала:– Послушай же, Мэт. Я совершенно не знаю, как ты отнесешься к тому, что я тебе скажу, но для меня это решено бесповоротно…Не дав ей договорить, Мэт неожиданным и сильным движением подмял девушку под себя и стал овладевать ею, не разжимая закушенных губ и оставляя на тонких руках синеватые следы своих железных пальцев музыканта. И, как всегда, попадая под эту магическую телесную власть, Патриция почувствовала: еще секунда – и она уже ничего не скажет. Тогда, еще цепляясь ускользающим сознанием за остатки реальности, она выдохнула прямо в его широко раскрытые глаза:– Я беременна…Его объятие мгновенно ослабло, и через секунду Мэт лежал рядом с ней. Прошло несколько минут, оба не шевелились, и Пат опять стало страшно, еще страшней, чем по дороге домой. Она слегка повернула голову и увидела, что огромные угольные глаза ее возлюбленного полны непроливающихся горячих слез. Сладкий холодок ужаса, смешанного с восторгом, пробежал по ее спине: Мэт, надменный и недоступный Мэтью Вирц, кумир половины Америки, начиная от прыщавых девчонок и заканчивая бостонскими интеллектуалами, новая звезда блюза… плачет?! Все оказалось так сказочно просто, ожидаемое чудо случилось!…Вечер они провели, как дети, гоняясь друг за другом по дому, поедая заказанную по телефону еду и смеясь, смеясь без конца.– Знаешь, давай назовем ее нашим общим именем – Мэтьюпат, правда, здорово? Когда я в четырнадцать лет ездил с отцом в Индию за какими-то мозаиками, то у меня там была одна индианочка, которую так звали… После нее все европейские – просто вода…И Патриция смеялась, не думая, что последнее, вообще говоря, может относиться и к ней.– Нет, мы назовем его Роберт, как сына лорда Фитцутса, рожденного в Шервудском лесу! Робин, птичка-малиновка, гроза ноттингемских шерифов!А ночью Мэт впервые взял ее так, что она ощутила себя плодородной землей, и все стало возможным, и робингудовские стрелы тонко пели в ушах, и все короче становились разбойничьи налеты – и наступила благодать. На губах Мэта стоял легкий смех. Начиналась новая жизнь. * * * Под утро Пат приснился таинственный Шервудский лес ее детских мечтаний, где лощины глубоки, а овраги бездонны, где стеной стоят дубы, доставая верхушками до небес, – а вместо леди Джоанны на пороге лесной избушки сидела она сама, баюкая на коленях гитару.Мэт, которому нипочем были бессонные ночи, уже укатил на старую загородную виллу отца, где шум ветра и плеск прибоя создавали нужную ему атмосферу для творчества, и потому она понежилась в постели еще несколько лишних минут. Потом, ощущая себя полной до краев чашей, Пат стала медленно одеваться. Увы, предметов туалета двадцатидвухлетней женщины на исходе третьей четверти двадцатого века хватило ненадолго, и Пат невольно улыбнулась, вспомнив, сколько времени занимал этот процесс у ее матери. Правда, отец иногда с большим удовольствием исполнял роль горничной, но ведь было бы смешно, если б Мэт вдруг стал втискивать ее в сидящие как вторая кожа джинсы. Безусловно, порой случалось и такое, но это всегда носило характер практической помощи, а отнюдь не тонкой эротики. Про остальные же вещи говорить и вовсе не приходилось.Внизу неожиданно позвонили, и Пат, забыв, как она еще пять минут назад казалась себе переполненной чашей, помчалась по лестнице, прыгая через две ступеньки: неужели Мэт передумал уезжать? Но в дверях, сияя золотыми кудрями и свежевыбритыми щеками, стоял Стив Шерфорд, еще недавно ее царь и Бог, а теперь лучший товарищ и умный наставник.– Утро действительно доброе, малышка?– Лучше не бывает! Но Боже, что у тебя за вид!? – Обычно на работе Стив ничем не отличался от последнего монтировщика сцены и носил восхитительные джинсы, на которых под заплатами не видно было основы и которые, по его утверждению, радовали еще его двоюродного дедушку после окончания второй мировой войны. За год жизни в Штатах Патриция успела отвыкнуть от английской чопорности, легко приняв тот минимальный набор одежды и непринужденный стиль, что отличали как самих «детей цветов», так и молодежную среду вообще. А ведь страшно вспомнить, что девочкам в колледже Королевской академии даже заколки предписывалось носить одинакового цвета! Но сейчас на Стиве Шерфорде красовался костюм явно европейского класса. – Ты прелесть, Стиви! Кого собрался обольщать?– К сожалению, не тебя, Патти. Еду к старому Эрхаммеру, хочу пробить у него большую программу о шестьдесят седьмом.– О шестьдесят седьмом?– Ну, малышка, сколько тебе было в то Лето Любви? Пятнадцать? А мне двадцать шесть. – Этот год был сокровищем для многих из нас, а «Битлз» – еще не кумирами, но вождями… – Словом, то было время, когда ты еще бегала в школу, а вашим островам пришла пора перестать смотреть друг на друга и повернуться лицом к океану… Я задумал мощную программу, привлечем Перри, Наттала… И «Сержанта Пеппера» «Клуб Одиноких Сердец Сержанта Пеппера» – пластинка «Битлз».

– в качестве трамплина.– Зачем же тебе я?– Ты представитель подающего надежды нового поколения, к тому же с островов. Плюс в тебе пропасть обаяния. А там увидим.В представительском «крайслере» Стива места было более чем достаточно, и Пат завалилась на заднее сиденье, ощущая себя счастливой маленькой девочкой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84