ведь за последние три дня она даже пальцем о палец не ударила по дому. Потом поставила на плиту бак с водой, накрыла стол в гостиной, положив рождественские лепешки в миску. Тилли еще не появилась, и Катрин начала паковать чемоданы к поездке. Она как раз покончила с этим, когда раздался звонок в дверь. Катрин открыла и, как и ожидала, увидела Тилли, одетую по-домашнему, похоже, без бюстгальтера, в домашних тапочках.
– Я подумала, – проговорила она, как бы извиняясь, и с легким смущением, – раз твоей мамы нет, то можно прийти и в таком виде.
– Заходи, не стесняйся, меня твой вид не волнует. Я сейчас быстренько приготовлю чай. Вода кипит вовсю.
Сама Катрин была в юбке и пуловере, черные волосы подобраны в пучок на затылке. Тилли вошла в гостиную.
– Не то чтобы я имела что-то против твоей мамы, – сказала она достаточно громко, поскольку Катрин еще не вышла из кухни, – нет, твоя мама вообще-то замечательная.
– Еще бы, – подтвердила Катрин.
– Только чуточку чопорная.
– Да, у нее уж все должно быть с иголочки.
– Я знаю.
Катрин, заварив чай, вошла с чайником в гостиную.
– Сливок нет, вот бери сахар.
Тилли уже сидела за столом.
– Хорошо бы кружочек лимона.
– Посмотри сама, не найдется ли в холодильнике.
Тилли, прикрыв рот рукой, зевнула.
– Да ладно, не так уж и важно.
Катрин подавила спонтанный порыв самой заняться поисками лимона: оснований обслуживать Тилли у нее не было. Она разлила чай и села.
– Ну что? Хорошо было? Рассказывай!
– Было довольно кисло. Не могу сказать, что мои старики не старались быть приветливыми, но именно этого-то я и не выношу. Либо человек тебе по душе, и тогда приветливость возникает сама собой. Либо он тебе ни к чему, и тогда незачем это скрывать.
– Мне кажется, ты должна набраться терпения, Тилли. То, что родители не одобряют твоего образа жизни, они дали тебе понять довольно давно. А теперь стремятся быть приветливыми. Но это, конечно, не всегда удается с первой попытки. Со временем все утрясется.
– Ну что же, будем надеяться. Евочка действительно заслуживает чего-то получше, чем кисло-сладкие дед с бабкой. – Тилли взяла лепешку и, пожевывая, добавила: – Кстати, вот еще одно из качеств твоей мамы, которым я восхищаюсь: она так заботится о Даниэле.
– Почему бы и нет?
Даниэла тоже привязана к ней.
– Но ведь твое замужество она не одобряла? Или я ошибаюсь?
– Без маминой помощи замужества вообще бы не было.
– Вот как? – удивленно переспросила Тилли. – Кстати, лепешки сказочно вкусные.
– Тоже мамина работа.
– Она и вправду одобрила твое замужество?
– Еще бы! Петер был электриком. Ему пришло в голову, что он может открыть собственное дело. Я тоже думаю, что идея была хорошая. Он внезапно получил наследство, понимаешь? – Катрин поднесла к губам чашку чая и сделала глоток.
– И ничего не вышло? – заинтересованно спросила Тилли.
– Да. Финансовое обеспечение было слишком скудным, как это принято изящно определять в кругах специалистов. Наверное, сыграло роль и то, что Петер еще не успел окончить училище и получить аттестат мастера, а потому вынужден был за очень большие деньги кого-то брать в штат, вместо того чтобы все делать самому. На это уходила большая часть доходов, а остальное пожирали проценты за кредит.
– Значит, он пользовался и кредитом?
– Вынужден был. Ты представляешь себе, во что обходится открытие собственного дела?
– Могу только догадываться.
– К тому же ему еще нужен был товар… Да что я тебе рассказываю эту грустную историю… Скучно…
– Вовсе не скучно, – прервала Тилли, – наоборот, я рада, что наконец узнаю, как это случилось.
– Короче говоря, вскоре ему пришлось отказаться от всяких попыток открыть дело. Едва удалось спастись от объявления банкротом. А позднее мне сказали, что это было бы для него благоприятнее, чем то, что случилось в действительности. Да только что мы тогда знали? Мы были совсем детьми. Короче, остался он совсем на мели, а его долг банку составлял пятьдесят тысяч марок.
– А ты была беременна?
– Да. Откуда ты знаешь?
– Но ведь иначе ты бы за него не пошла?
– Я его очень любила.
– Прости, я не хотела сделать тебе больно.
Катрин посчитала, что в ее рассказе слишком много драматизма, и чуть изменила тон:
– Да, возможно, все дело в том, что я была уж очень влюблена. Мы тогда еще не жили вместе и, по сути, совсем не знали друг друга. Но я считала, что это – самая большая любовь в моей жизни.
– Да, в беременности ли дело или в большой любви – в данном случае особого значения не имеет.
– Ну, конечно, и беременность тоже сыграла свою роль.
– А твоя мать, наверное, страшно разозлилась?
– Точнее сказать, она была шокирована. Как же так? Ее дочь, и вдруг добрачная половая связь. Фу-фу какой позор! Ну в общем, нечто подобное.
– Могу себе представить. В общем, похоже и на моих родителей.
– Петер тогда говорил, что в его отчаянном финансовом положении о женитьбе и думать нечего. Этого я понять не могла. Ведь я готова была сесть на хлеб и воду, только бы быть с ним вместе. А жить – хоть в шалаше! Я это не просто говорила, я именно так и думала. Совершенно искренне. В те дни я очень много плакала.
– А аборта ты боялась?
– Я о нем и не думала. Мыслей о ребенке у меня вообще не было. Мне был важен только Петер.
– А твоя мать?
– Она настаивала на том, чтобы все привести в порядок, потому что мы, молодые, жили в хаосе. Она говорила с нами обоими, читала нам нотации. Поясняла Петеру, что брак со мной никогда не будет для него обременителен. Я ведь уже работала в лавке и получала свою зарплату, а нам обоим предоставлялась возможность бесплатно жить в ее доме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74