Она считала, что мы потерпели самое грубое поражение. Мы старались выкурить его вон, и каков результат: теперь дым в нашей квартире.Было обидно, досадно и стыдно одновременно. Смесь получилась убойной.Мне нужно было добиться, чтоб жена замолчала, а квартира не воняла дымом.Мне нужно было узнать, побывал ли он сам в квартире или только дым.Леену трясло.– Что теперь будет с бифштексами, они испортятся в такую жару, что нам делать, Каарло?В голову пришли ужасные мысли, захотелось схватить это мясо с кровью и засунуть Леене в глотку, чтобы она хоть на минуту умолкла. Мы посреди двора, из окон трех домов прекрасный обзор, я член правления кондоминиума. Только три этих железных аргумента заставили меня подавить желание.Я быстро составил план действий.– Ты останешься здесь. Я пойду в квартиру. Если он там – убегу, если нет – позвоню в полицию.Леена снова зашлась слезами, подвывая высоким голосом.– Прекрати сейчас же, или я…– Что ты?– Ничего, я пошел.Я поднялся по лестнице, сердце готово было выскочить наружу.Я открыл дверь, вонь ударила в нос, я прислушался.Холодильник урчал. Я осторожно прошел в гостиную, ковер был смят. Первые следы курения я заметил на ковре – три проженных дыры. Я пробрался в кабинет, компьютер работал.Я ругнулся. Матерщина очистила комнату, сделала ее снова нашей. Выключив компьютер, я прошел на кухню.Вид не поддается описанию.Эта скотина беспардонно пообедала у нас на кухне, кто знает, может, их было несколько – жестоких, равнодушных ко всему курильщиков.В горле сдавило, в глазах защипало. Я не выронил ни одной слезинки после 1995 года, когда наша хоккейная сборная принесла нам долгожданные золотые медали и тем самым положила конец мукам на международных соревнованиях. В глубине души, не сдерживая слез, я отождествлял себя с легендарным защитником, а на тот момент главным тренером сборной Хейкки Риихиранта. Он выглядел большим пунцовым финном, из которого выжали все соки.Я выглянул во двор.Леена покачивалась на качелях, прижав обеими руками к груди пакеты с продуктами. В своем прогулочном костюме она напоминала сыр «Эдам» в красной упаковке.Моя жена.Наш дом.Наша кухня.Я убрал остатки пиршества, взял себя в руки и позвонил в полицию.– С вами говорит Каарло Рехунен…– Хорошо, что вы позвонили сами. Мы как раз собирались вам позвонить. Старший констебль Каллиолахти.– А почему, собственно?…– Вы придете в отделение сами, или за вами приехать?– Что за чертовщина?…– Ну, не совсем так, но все же есть вопросы.– В мою квартиру кто-то вломился, здесь жрали и курили. Моя жена сидит во дворе в глубоком потрясении. А вам лишь бы шутить!– За такую зарплату мне не до шуток. Перед тем вы послали электронную почту, содержание которой можно предварительно рассматривать как признание.Трубка выпала из рук на кухонный стол. Покачавшись с секунду, она устремилась на пол и, повиснув на проводе, сделала десяток поворотов.Вероятно, я спустился во двор.По-видимому, сел на качели.Может быть, я взял Леену за руку.Почти уверен, что дышал, почти уверен, что плакал. Но не помню, в какой очередности.Земля кружилась, качели качались.Вероятно. Матти Я наблюдал из окна, как они качались.Хотелось бы покачаться вместе с ними.Йи-а-а-а.Йи-а-а-а.Женщина слегка отталкивалась левой ногой, несильно, только чтоб качели не останавливались. Мужчина почти уронил голову на колени, временами он приподнимал ее, тогда я мог видеть, что на щеках и вокруг глаз блестело. Он или плакал, или смотрел прямо на солнце.Сине-белая машина въехала во двор спокойно, с выключенной «мигалкой».Женщина остановила качели.Двое полицейских вышли из машины. Направились к качелям. Голосов не было слышно, возникло ощущение, что я смотрю немое кино. Полицейские говорили с притихшими людьми. Женщина что-то им отвечала, мужчина бессильно крутил головой.Полицейский протянул мужчине руку, тот оттолкнул ее прочь.Вспомнилась Сини. Совсем недавно Сини шлепнула меня ладошкой по щеке на этих же качелях. Я вспомнил, какой мягкой была ручонка.Второй полицейский сказал что-то женщине. Женщина достала из сумки пакет соку, открыла его и протянула своему мужу. Тот пил прямо из пакета, руки тряслись, сок стекал на грудь, он больше напоминал младенца с неустоявшейся моторикой. Полицейские посмотрели на дом, один из них показал пальцем на окна. Отпрянув к стене, я осторожно выглянул в просвет между шторами. Полицейские приподняли мужчину под руки, он совершенно обмяк. Женщина подняла пакеты с покупками, один из полицейских предложил свою помощь, женщина оттолкнула его. Они направились к дому.Я взял исписанный мною желтый листочек-наклейку, прицепил его к своей двери и сбежал по лестнице в подвал. Я успел закрыть двери до того, как процессия приковыляла к подъезду. Приоткрыв дверь, я прислушался к гулким голосам.Женщина плакала, мужчина бормотал.Полицейские говорили спокойно, на официальном языке, подчеркивая, что, к счастью, никто не пострадал, и на первый раз нарушитель домашнего покоя получит самое большее штраф. Я услышал, как мужчина постарался вырваться, он выкрикивал мое имя и барабанил в мою дверь. Где-то наверху хлопали двери.Я дождался тишины в подъезде.Поднявшись к себе наверх, я поднял с пола сорванный листок и вошел внутрь.Чтобы не слышать голосов с верхнего этажа, я включил радио, нашел канал классической музыки, Голоса пробивались сквозь звуки смычковых и духовых инструментов. Выключив радио, я сосредоточился на спектакле, который превратился в радиопьесу. Главный герой совершенно не мог сдержаться, хотя как режиссер я считаю, что ярость надо дозировать, а чувства доводить до готовности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67