Башка его то и дело подергивалась, веки вздрагивали, будто в тике, он пошатывался. Никогда не забуду, насколько меня захватило то, что он делал, отстранившись от бурлящих масс и музыки. Вернувшись на траву парка Руйссало, он сообщил, что у матери все в порядке и она передает мне привет.Закрыв глаза, я отдался течению вселенной.Сработало. В эту минуту Хелена и Сини были со мной на моей кухне.Исчезли раздоры, разящий кулак, скула, подвернувшаяся на его пути. Растаяла странная полиэтиленовая преграда, выросшая между нами в будничной жизни. Испарилась тишина, подобная глухой стене, которую способны воздвигнуть исключительно незлобивые люди, не склонные к обидам и ссорам.Пространство наполнилось звуками, подобными щебетанию птиц, словно я очутился в экзотическом лесу.В пустую, гулкую в отсутствие мебели комнату спустились с обшарпанного потолка голуби мира, лучшие друзья «бэушных» военных бушлатов, которые продают на складах.Голуби уселись мне на плечи. Я не понимал их воркования, просто внимал частоте звука. Они пытались поведать мне, что не все еще прощено, но фингал заслужил прощение.Стряхнув оцепенение, я вновь очутился перед дверцей холодильника.Состояние мое не достигло идеала, зато прояснилось.Я вышел на балкон, закурил. В шесть затяжек прикончил сигарету. Вдавливая окурок в банку, вспомнил, что Сини играла именно с этой банкой. Я отправил ее в мусор.Вернувшись к своим делам, я снова всю ночь изучал объявления. Я выбирал только старые дома не в лучшем состоянии. Нашел парочку, которые подняли давление. И разозлили. Выписка из банковского счета грубо напоминала, что мне предстоит сбыть с рук еще несколько десятков мобильников, магнитофонов и охочих до ласк теток, прежде чем я действительно смогу купить самый захудалый домишко.Процесс приобретения и оплаты жилья стал религией, которую признавали практически все, независимо от партийной принадлежности. Беспорядочные колебания цен на недвижимость, нехватка денег и высокий процент воспитали в стране, особенно в Хельсинки, особое племя, которое на пороге банков неустанно твердило мантры о прелести существования в собственном доме. Это племя за десять лет только банковскими процентами выплатило сумму, на которую можно отгрохать совершенно новый коттедж.Я изучил описания выбранных мною неважных домов. Они походили на плохой роман. Предложения пересыщены одними и теми же глаголами, автор был явно перевозбужден, в итоге – сентиментальный мусор. Я знал, что ступаю по тонкому льду. Суждено провалиться – вряд ли агент по недвижимости и директор банка бросятся с лыжными палками к полынье, чтобы спасти меня.Высказать наболевшее? Но кому? Некому. Не привык я искать товарищей по несчастью.Назвав себя бойцом домашнего фронта, я даже не пытался установить контакт с подобными мне. Я считал свою жизнь неповторимой – и это была ошибка.Итак, мне оставалась только работа, массаж с двумя сортами крема и перепродажа ворованных вещей. Все исключительно ради дома.Я успокаивал себя тем, что идея насчет дома – не прожектерство.Эта идея – мощный генератор электроэнергии, машина, трудящаяся день и ночь. Эта идея не ест, а питает человека.
Я уменьшил долю эротического массажа, но компенсировал убытки, обслуживая бегунов на длинные дистанции.Звякнул нескольким марафонцам, знакомым по Центральному парку, рассказал о своих услугах. Профессионально расслабив их натруженные мышцы и колени, я заслужил имя в их кругу, следовательно, отказался от интимных клиентов.Бегуны в массе своей – женщины и равно мужчины – представляли сливки среднего класса. В беге они открыли новый смысл жизни. Ни общество, ни деньги, ни семья, ни машина не давали тех ощущений, которые испытывал парящий над землей бегун. Бег заставляет человека забыть о высоких налогах, росте процентных ставок и котлетном фарше политической жизни. Так вещали мои клиенты, пока я ковырял большим пальцем их окаменевшие ягодичные мышцы.Однажды в выходные напряженный график вышел мне боком. Сини проводила выходные у меня, но я не мог отменить назначенные сеансы.Когда я обслуживал бегунов, дочка сидела на картонном ящике и ела гамбургер. Они заигрывали с общительной девочкой. В такие моменты я старался глубже пронзить пальцами их затвердевшие мышцы, чтобы прекратить расспросы. Наконец последний клиент отчалил, и мы с Сини отправились на улицу играть и качаться.– Голый дядя ушел? – спросила Сини.– Ушел.– К себе домой?– Да.– Дяде еще больно?– Нет, папа его вылечил.– Папочка успокоил дядю?– Нет, папа сделал ему массаж.– Дяде было больно?– Да.– Очень больно?– Не очень. Чуть-чуть.Среди новых клиентов я признал несколько бойцов домашнего фронта, но поостерегся уличить их. Человека, лежащего на массажном столе, нельзя беспокоить. К несчастью, некоторые пациенты были чересчур любопытны. Они без зазрения совести стали расспрашивать массажиста о семье и интересовались пустой квартирой. Я увиливал, говорил, что живу с семьей тут неподалеку, а эта квартира – мой временный рабочий кабинет. С особо языкастых я драл на двадцать процентов больше. Кстати, они этого не замечали, так как мои цены была значительно ниже официальных тарифов.Сливкам среднего класса я не мог сбывать краденое. С огромным облегчением я сообщил торговцам, что больше не беру товар на хранение. Финансово я перестал зависеть от них, а ведь они досаждали мне даже больше, чем массаж. Поставщики, конечно, расстроились: шмотки лучше хранить в подвале у собственников жилья, чем в муниципальном доме.Отец нашей мафии решил наградить своего компаньона. Он подарил мне мини-хлебопекарню, полагая, что я как человек семейный смогу оценить подарок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67