Теперь я сам обо всем позабочусь. Сам буду принимать все решения. Все расставлю на свои места и всем вправлю мозги.
Я была слишком напугана, чтобы перечить, и слушала, как он рвет и мечет. Хорошо хоть не бил.
Мы провели ночь вместе, в одной кровати, но как можно дальше отодвинувшись друг от друга и повернувшись друг к другу спиной. Махмуди спал, я же без конца ворочалась, тщетно пытаясь поудобнее устроиться, чтобы утишить боль во всем теле. Я тревожилась за Махтаб, плакала, пыталась мысленно с ней разговаривать. Молилась и молилась.
Утром Махмуди надо было идти на работу, он надел другой костюм вместо того, который я испортила накануне. Уходя, он прихватил кролика Махтаб.
– Она попросила, – сказал он. И ушел.
15
После его ухода я долго лежала в постели, причитая вслух: «Махтаб! Махтаб!» Все мое тело было сплошным синяком. Особенно сильно болела поясница – после того как Махмуди грохнул меня об пол. От боли я сжалась в комок.
Думаю, так прошло несколько часов, и вдруг с улицы до меня донесся знакомый звук. Ржавая цепь терлась о металлический столб – то были качели Мариам, любимое развлечение Махтаб. Я медленно встала и проковыляла на балкон – посмотреть, кто там играет.
Это была Мариам, дочь Ассий, которая наслаждалась апрельским утренним солнышком. Заметив, что я за ней наблюдаю, она спросила невинным детским голоском:
– А где Махтаб?
Я не могла ответить, так как меня душили слезы.
Мне одной была известна истинная причина, по которой я привезла Махтаб в Иран: я хотела спасти ее; и вот я ее потеряла. Вокруг меня сомкнулась тьма, и я изо всех сил старалась сохранить веру. Я не имела права потерять решимость и присутствие духа. Неужели Махмуди выбил из меня последние силы сопротивляться? Я боялась ответа на этот вопрос.
То, что Махмуди сотворил с Махтаб, было сопряжено с куда более глубокой и страшной тайной, которая не давала мне покоя: как же он мог с ней так поступить? Или со мной? Теперешний Махмуди был не тем человеком, за которого я выходила замуж.
Что же случилось? Я знала и в то же время не знала. Я могла проанализировать обстоятельства. Могла вычертить диаграмму вспышек безумия Махмуди за последние восемь лет нашего супружества и соотнести их с его неприятностями по работе, могла даже обозначить точными датами верхние и нижние пределы – они совпали бы с непредвиденными политическими событиями.
Почему же я не предугадала и не предотвратила эту трагедию? На меня нахлынули воспоминания.
Восемь лет назад, когда трехгодичная стажировка Махмуди в детройтской остеопатической клинике подходила к концу, мы встали перед критической дилеммой. Настал час решать: либо мы живем вместе, либо врозь. Мы приняли это решение сообща, во время поездки в Корпус-Кристи, где Махмуди предложили работу в остеопатической больнице – один анестезиолог там уже практиковал, но требовался второй. Мы подсчитали, что годовой доход составит сто пятьдесят тысяч долларов, эта сумма и открывавшиеся в связи с ней перспективы привели нас в восторг.
С одной стороны, мне не хотелось уезжать от родителей, живущих в Мичигане, с другой – ужасно хотелось начать новую, счастливую жизнь в достатке и на высокой ступени социальной лестницы.
Джо и особенно шестилетний Джон восприняли эту идею с энтузиазмом.
Накануне свадьбы Джон сказал мне:
– Мама, я не знаю, смогу ли я жить с Махмуди.
– Почему? – спросила я.
– Он приносит мне столько конфет. У меня будут болеть зубы.
Он произнес это так серьезно, что я рассмеялась. Махмуди ассоциировался у него со сладостями и приятным времяпрепровождением.
Однако, помимо всех прочих логических доводов, главным и бесспорным основанием для нашего супружества осталось то, что мы с Махмуди любили друг друга. Оставить Махмуди, отпустить его одного в Корпус-Кристи, а самой вернуться к весьма унылому существованию среди рабочих в центральном Мичигане было немыслимо.
Итак, 6 июня 1977 года в хьюстонской мечети мы сочетались браком; свадебная церемония была тихой и скромной. После того как на английском и на фарси были произнесены надлежащие слова, Махмуди превратил меня в свою королеву и окружил благоговейной любовью.
Он осыпал меня цветами, подарками и постоянно преподносил приятные сюрпризы. По почте я могла получить нарисованную им открытку или признание в любви – слова были вырезаны из газеты и наклеены на бумагу. Махмуди получал особое удовольствие, нахваливая меня своим друзьям. На одном из ужинов он вручил мне огромный трофей – золотую с голубым ленту, где я именовалась «самой восхитительной женой в мире». Пополнилась и моя коллекция музыкальных шкатулок. Он задаривал меня разнообразными книгами, и всякий раз на книге была нежная надпись. Не проходило дня, чтобы он снова и снова не выражал мне свою любовь.
Что касается его специализации, то сразу стало очевидно, что Махмуди сделал мудрый выбор. Анестезиология является самой прибыльной из всех отраслей медицины, при этом Махмуди не перетруждался. Он возглавлял группу «Сертифайд реджистред нерс анестетикс», что позволяло ему вести трех-четырех больных одновременно и взимать стандартную, чрезвычайно высокую плату. Его дни не были перегружены. С утра он должен был явиться в больницу на операцию, но к полудню, как правило, уже возвращался домой. Ему не нужно было отсиживать свои часы в кабинете, а срочные вызовы они делили пополам с напарником.
Будучи выходцем из иранской элиты, Махмуди с легкостью усвоил роль преуспевающего американского доктора. Мы купили просторный, красивый дом в элегантном районе Корпус-Кристи, где жили врачи, дантисты, адвокаты и представители прочих престижных профессий.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139