Я спокойно подталкивала Муди к тому, чтобы он сам пришел к выводу, что ходьба с женщинами за покупками требует больших усилий. Часто за ужином я сообщала, что мне необходимо выскочить за каким-то важным компонентом блюда или за чем-либо из домашней утвари. Мне, например, могла срочно понадобиться фасоль или, скажем, сыр, хлеб, кетчуп, который иранцы особенно любят.
На протяжении нескольких дней по каким-то непонятным причинам Муди был хмурым и молчаливее обычного. Однако, вероятно, он все же убедился, что надежно загнал меня в угол. Как-то, погруженный в свои собственные заботы, он пожаловался, что у него нет времени идти со мной в магазин.
– Иди одна, – сказал он.
Здесь возникла новая проблема. Муди не хотел, чтобы у меня были наличные деньги, потому что деньги обеспечивают, хотя и ограниченную, свободу (он не знал, что у меня есть собственный капитал).
– Вначале сходи и спроси, сколько это стоит, – распорядился он. – Потом, когда ты вернешься, я дам тебе необходимую сумму.
Задача была достаточно трудной, но я решила справиться с ней. Все продавалось на килограммы, а мер веса, как и персидского языка, я не знала. Сначала я брала с собой бумагу и карандаш и просила продавца написать цену. Постепенно я постигла эту премудрость.
Эта изнурительная процедура оказалась очень удобной для реализации моих планов, потому что позволяла два раза в день хотя бы на короткое время освободиться от Муди.
Сначала, выходя за покупками без сопровождения Муди, я точно выполняла его инструкции. Я не хотела вызывать его гнев или подозрение. К тому же я допускала возможность, что он мог следить за мной. Позднее, когда все определенным образом установилось, я стала продлевать время отсутствия, жалуясь на переполненные магазины и плохое обслуживание. Это были вполне обоснованные жалобы в таком перенаселенном городе, как Тегеран.
Однажды я наконец решилась позвонить в швейцарское посольство. Бросив в карман несколько риалов, я с Махтаб и Амиром в коляске устремилась по улице в поисках телефона-автомата. Я надеялась, что пойму, как им пользоваться.
Я быстро нашла телефон, но оказалось, что деньги, которые у меня были, не годились. Автомат принимал только дозари – монеты в два риала, эквивалентные половине цента и очень редкие. Я быстро заглянула в несколько магазинов, держа в руке деньги и бормоча «дозари», но продавцы были слишком заняты или вовсе не обращали на меня внимания. Так я вошла в магазин мужской одежды.
– Дозари? – спросила я.
Высокий темноволосый мужчина за прилавком присмотрелся ко мне и спросил:
– Вы говорите по-английски?
– Да. Мне нужны монеты, чтобы позвонить, не разменяете ли?
– Вы можете воспользоваться моим телефоном.
Его звали Хамид, и он похвастался, что несколько раз был в Америке. Наконец мне удалось связаться с Хелен.
– Вам передали нашу просьбу? – обрадовавшись, спросила она.
– Какую просьбу?
– Муж передавал вам, чтобы вы позвонили нам?
– Нет.
Хелен удивилась.
– Жаль, ведь мы пытались с вами связаться. Ваши родители сообщили в Департамент штата, и нас попросили узнать ваш точный адрес и проверить, все ли хорошо с вами и девочкой. Я несколько раз звонила вашей золовке, но она сказала, что вы уехали к Каспийскому морю.
– Я никогда не была там.
– Ваша золовка утверждала, что не знает, когда вы вернетесь. Я сказала, что мне необходимо поговорить с вами тотчас же.
Хелен объяснила, что одной из немногих акций, которые позволили Отделению США по моему вопросу, было заставить моего мужа информировать моих близких в Штатах о том, где мы находимся и как себя чувствуем. Она сообщила также, что выслала Муди два заказных письма, требуя привести нас в посольство. Одно письмо он проигнорировал, но как раз сегодня утром позвонил в ответ на второе письмо.
– Он неохотно соглашался на контакт, – сказала Хелен.
Я испугалась. Значит, Муди уже знает, что мои родители действуют по официальным каналам. Не это ли является причиной его плохого настроения в последние дни?
Я боялась опаздывать домой, но мне еще нужно было купить хлеба. Когда я положила трубку, Хамид спросил:
– У вас какие-нибудь проблемы?
До сих пор я ни с кем, кроме посольства, не делилась своими трудностями. Мои контакты с иранцами ограничивались только общением с членами семьи Муди, и об отношении местного населения к американцам я могла судить лишь на основании обращения этих людей со мной. Все ли иранцы были такими? Похоже, что хозяин Пол Пицца Шоп не такой. Но можно ли доверять ему?
Глотая слезы, зная, что рано или поздно я все равно буду вынуждена искать у кого-нибудь помощи, я рассказала свою историю этому чужому человеку.
– Если я только смогу что-нибудь для вас сделать, пожалуйста, обращайтесь, – заверил Хамид. – Не все иранцы такие, как ваш муж. Приходите сюда, когда вам нужно будет воспользоваться телефоном.
Он подумал и добавил:
– Позвольте мне проверить некоторые сведения. У меня в паспортном отделе есть знакомые.
Благодаря Бога за Хамида, мы с Махтаб и малышом поспешили в нанни – пекарню. Нам нужно было к ужину купить лаваш: это была официальная версия нашего выхода из дому. Мы стояли, как всегда, в медленно движущейся очереди, наблюдая за работой четверых мужчин.
Действо начиналось в дальнем конце помещения, где в большой лохани (высотой около четырех футов и сечением более шести футов) из нержавеющей стали покоилось тесто. Ритмично двигаясь, обливаясь потом от сильного жара открытой полыхающей печи в другом конце помещения, один из мужчин левой рукой набирал порцию теста из лохани и бросал на противень, обрезая острым ножом до соответствующей величины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117