Стоящие у кабины энкавэдэшники чуть ли не в один голос рявкнули: «Ложись, контра!» Никто больше над бортом не показывался. Искали место на дне кузова. Последней, поддерживая под руки, вывели женщину в сером платье, с непокрытой головой.
– Мама, это моя мама! Я хочу к ней!
Руки тети Тони, как клещами, охватили Аню.
– Я с мамой хочу, отпустите меня!
Несмотря на Анину худобу, соседка с трудом удерживала рвущуюся к машине девочку. Рядом валялись, упавшие узелки. Аня еще раз рванулась, потом как-то обмякла в придерживающих руках – потеряла сознание.
Уложив ее у забора, подложив под голову сверток, соседка метнулась к стоящей неподалеку водокачке, намочила платок. Обтирая Анино лицо, шептала тихонько:
– Долго Господь терпит, придет и на вас погибель, паразиты. Через некоторое время Аня открыла глаза:
– Где мама?
Стоявшей у НКВД машины уже не было. Она катила по разбитой дороге, безжалостно подбрасывая на ухабах свой тщательно пересчитанный груз.
– Пойдем, детка, потихоньку.
Никаких мыслей у Ани не было – какой-то оглушающий звон в голове, страшная усталость и слабость не давали ей подняться с земли.
Соседка понимала: лазарет около НКВД не устроишь, да и земля холодная. Вон, один уже вышел на крыльцо, смотрит на них. Как все унести? Краем глаза видит, как по той стороне дороги мимо комендатуры, быстрым шагом идет ее знакомый с лесозавода. Мимо этих учреждений всегда быстро ходишь.
– Федя, возьми узелки, а я девочку понесу!
Видя его нерешительность при смотревшем на них энкавэдэшнике, зло сказала:
– Боишься, что увидит? Мужик называется. Я тебе юбку подарю, раз ты такой трус.
Тот молча подошел, отстранил ее, взял девочку на руки. Соседка подхватила фуфайку и передачу.
Дома, положив пришедшую в сознание Аню, коротко обронил: «Я приду» и закрыл за собой дверь.
Аня почувствовала обнимающие руки и тихий шепот:
– Сейчас поспи, за Славиком я Юру пришлю. Все будет хорошо.
Глаза Ани что-то беспокойно искали в комнате.
– Вот она, – подала ей с подоконника куклу тетя Тоня. – Я ей новое платье сошью, у меня кусочек ситца остался.
Аня, прижав куклу к плечу, незаметно для себя уснула и проспала почти сутки. Она не слышала, как Славик играл с Юрой. Чтобы они не мешали спящей Ане своим шумом, соседка забрала их к себе. Приходил принесший ее дядя, оставил большого хариуса. Из дальних бараков кто-то, не назвавшись, оставил банку молока и кусочек хлеба.
Проснувшись, Аня встретилась взглядом с учительницей. Увидев, что Аня открыла глаза, Анна Николаевна присела у края топчана. Через стенку доносился визг играющих детей.
Аня опять взглянула на учительницу и ей стало стыдно, что она думала, будто учительница ее забыла.
– Здравствуй! Тебе лучше?
Аня молча кивнула головой.
– Ткаченко, я у тебя по поручению директора. Ты понимаешь, что твоя мать не вернется? – заметив протестующий взгляд Ани, она поправилась:
– По крайней мере в ближайшие годы. Она хотела совершить серьезное преступление.
– Моя мама не преступница.
– Дыма без огня не бывает. Она сама призналась, мы узнали в Органах. Ты должна понимать: НКВД просто так не берет.
– Моя мама ничего не сделала.
– Тебя можно понять, но она сама призналась. В нашем государстве, как сказал товарищ Сталин, дети за родителей не отвечают. Мы будем готовить документы. Как только твою маму осудят, вас без задержки отправят в детдом, иначе пропадете.
Сквозь онемевшие губы Аня прошептала:
– Мою маму не за что судить. В детдом ни я, ни Славик не пойдем, лучше в Вишере утопимся. Уходите отсюда.
– Вас и спрашивать никто не будет. Советская власть ни на кого зла не держит. Даже на таких, как вы. Ты сама закон нарушаешь. Почему в школу не ходишь? Ты обязана иметь начальное образование.
Аня ей больше не отвечала, глядела на стену, на торчавший между бревнами мох. Не дождавшись ответа, Анна Николаевна поднялась.
– Ну, я пошла, поправляйся.

V

Через некоторое время пришли возбужденные Славик и Юра. В руках у брата был прутик, которым он подгонял изображавшего из себя лошадь Юру.
Усадив Славку на топчан, Юра сказал Ане:
– Мама велела накормить тебя.
– Не хочу.
Тяжелые мысли неотступно крутились в голове:
– Хоть бы дядя Коля успел приехать до суда. Что с мамой? Как она там без фуфайки и платка? Небось, мерзнет в тюрьме. Почему папа никогда не пишет, и мама всегда прерывает разговоры о нем? Как бы Славик опять не нашкодил, как с отрубями…
От этих ли мыслей, или от чего другого, Аня быстро устала, потянуло на сон. Отдала чашку Юре:
– Вы сами ешьте, – она поправила платьице куклы, прижала ее к себе и мигом, словно провалилась, впала в глубокий сон.
Поздним вечером ее разбудила тетя Тоня, чуть ли не насильно заставила поесть ухи из принесенной дядей Федей рыбы, потом уговорила выпить стакан горячего молока. После того, как Аня немножко поела, соседка почему-то со вздохом облегчения проговорила:
– Слава тебе, Господи, кажется, обойдется. Аня, ты полежи несколько дней, отдохни. Завтра Юру посылаю в школу, а я все время буду на работе. Присмотреть за вами завтра придет бабушка. Она у вас побудет несколько дней, пока не выздоровеешь. Вы ее не бойтесь, она только с виду страшная. Старая очень. Крепись. Будем ждать.
Скупые лучи предзимнего солнца бледно освещали комнату. Аня, сидя на топчане, напевала кукле колыбельную, уговаривала ее поспать. Славик сидел на полу у печи и из длинной лучины пытался что-то сделать. Нож в его слабых ручонках лишь скользил по дереву, но иногда из-под него вырывалась небольшая стружка, тогда он удовлетворенно поднимал лучину, торжествующе размахивал ею и продолжал дальше строгать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11