Остается третье объяснение: потерпевший видел своего убийцу, но не
испугался его и не ожидал нападения, хотя и знаком с ним не был. Кого можно
не испугаться в двенадцатом часу ночи в пустом подъезде? Ребенка. Или
женщину. Очень высокую женщину...
Из раздумий Настю вывел телефонный звонок. Она сняла трубку и услышала
голос Короткова.
- Ася, глянь, пожалуйста, в свои бумажки, мне нужен адрес этого придурка
Мамонтова. Я уже час его жду, окоченел совсем.
- Неужели не пришел?
- Не пришел, гаденыш. Найду - ноги повыдергиваю.
Настя быстро открыла сейф и вытащила папку с материалами за 1995 год,
мысленно похвалив себя за предусмотрительность. Конечно, ей удобнее было бы
хранить все материалы за год в одном месте, но она из необъяснимого чувства
самосохранения все-таки делила их на две папки: в одну складывала итоговые
справки, обезличенные, пестрящие цифрами и логическими построениями, но не
имеющие ни одной фамилии, а в другой папке держала все текущие и черновые
материалы с фамилиями, кличками, адресами, телефонами и прочими
необходимыми сведениями. Каждую неделю все эти данные заносились в Настин
домашний компьютер и там уже распределялись по директориям и файлам,
формируя самые разнообразные сводки и таблицы, но здесь, в кабинете на
Петровке, 38, информация хранилась в папках, причем далеко не всегда в
идеальном порядке. Настя, правда, ориентировалась в этих бумажках легко, но
посторонний человек никогда не нашел бы здесь нужный материал. Если бы все
материалы были в одной папке, а папку эту унес два дня назад лично Барин
"для ознакомления", то не видать бы Юрке Короткову нужного адреса как своих
ушей. Пришлось бы через адресное бюро запрашивать, а в Москве Мамонтовых
этих...
Она продиктовала Короткову адрес и на всякий случай телефон Никиты
Мамонтова, проходившего в девяносто пятом году по делу об убийстве на
Павелецком вокзале. Жил Никита очень далеко от "Чертановской", на другом
конце города, в Отрадном.
- Ты прямо сейчас к нему поедешь? - спросила она.
- Как же, разлетелся, - зло фыркнул Коротков. - Я и так целый час впустую
потратил. Я ему специально на "Чертановской" назначил встречу, у меня в
этом районе два дела, которые надо сделать. Одно, кстати, по твоему
душегубу. Вот закончу здесь все, что запланировал, потом, может быть, к
Никите загляну, если ноги еще носить будут. Все, подруга, побежал.
Это была классическая ловушка, которую расставляли сотни раз и в которую
попадались сотни людей. Более того, она была описана в десятках детективных
романов и показана в десятках кинофильмов. Но в нее все равно продолжали
попадаться.
Майор Коротков был опытным оперативником. Поэтому сначала он долго звонил
в дверь квартиры Никиты, потом осторожно толкнул ее. Убедившись, что дверь
открыта, он не стал заходить внутрь, притворил дверь и позвонил в соседнюю
квартиру. Ему открыла молодая женщина с годовалым карапузом на руках. Юра
показал ей раскрытое удостоверение.
- У вашего соседа дверь не заперта, - сказал он, - а на звонки он не
отвечает. Вы позволите мне позвонить в милицию?
- Так вы же сами милиция, - рассмеялась молодая мама.
- Один милиционер - не милиционер, - доверительно понизив голос, сообщил
Коротков.
- Как это?
- А вот так. Нам тоже свидетели нужны, как и всем остальным. А то я сейчас
зайду в квартиру к Никите, а окажется, что там воры побывали. И я никогда в
жизни не докажу, что сам тоже ничего не прихватил, воспользовавшись
случаем.
- Так давайте я с вами зайду, - с готовностью предложила соседка Никиты. -
И если надо будет, смогу подтвердить, что вы ничего не брали. Хотите?
Коротков не хотел. Совсем ни к чему втягивать эту милую молодую мамочку в
дело об убийстве. А то, что дело это именно об убийстве, а не о какой не о
квартирной краже, он уже не сомневался. Юрий Коротков был опытным сыщиком.
Валентин Баглюк всегда тяжело переносил похмелье. Вообще-то пил он
нечасто, только когда оказывался в хорошей теплой компании, но тут уж имел
обыкновение набираться под завязку, то есть до провалов памяти и полной
потери ориентации. И каждый раз следом за этим прекрасным вечером наступало
утро. Ужасное. Омерзительное. Такое тяжелое, что казалось Вале Баглюку
последним утром в его такой недолгой жизни.
Работал Баглюк в популярной московской газете, известной своим
пристрастием к скандальным разоблачениям и "жареным" фактам. Проснувшись
сегодня поутру, он подумал, что больше никогда уже не напишет в свою газету
ни одного Материала. По той простой причине, что сегодняшнее утро будет
последним в его жизни. Ну черт возьми, ну зачем он вчера так набрался? Вот
ведь каждый раз одно и то же: знает, каково будет на следующий день, но все
равно пьет, причем чем больше пьет, тем туманнее делается перспектива
утренних похмельных страданий. Утро - оно когда еще будет, а веселье и
душевный подъем - вот они, прямо сейчас.
Одним словом, плохо было Валентину. Мучился он. И даже почти плакал от
дурноты и собственного бессилия. Потому что одно он знал точно:
опохмеляться нельзя. Если начнешь по утрам опохмеляться, значит, ты уже
законченный алкоголик. И хотя по рассказам друзей Баглюк знал, что
опохмелочные сто граммов мгновенно приведут его в человеческое состояние,
он мужественно терпел и перемогался.
С трудом донеся тело до ванны, Валентин втащил себя под душ и сделал воду
похолоднее. Минут через десять стало чуть-чуть легче. Когда-то, еще при
советской власти, в аптеках продавались замечательные таблетки аэрон.
Теперь их уже давно не выпускали, но Баглюк еще в те давние времена
ухитрился закупить аэрон впрок, благо при правильном хранении срок годности
у таблеток был аж до девяносто восьмого года.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24