Последним в комнату вернулся
Барин и сразу включился в разговор с Гордеевым. До Оконца вечера он больше
не заговаривал с Настей и даже не смотрел на нее. И она не знала,
радоваться ей этому обстоятельству или насторожиться.

Глава 2

Никита лежал на диване, отвернувшись к стене и подтянув колени к груди.
Его мучители давно уже ушли, беззлобно щелкнув Никиту на прощание пару раз
кулаками. Все тело болело, было трудно дышать, прикушенный язык все еще
кровоточил, и от этого во рту был неприятный металлический привкус.
Записали его признание на диктофон и на видео - и ушли. Кто они? Зачем
приходили? Зачем им его признание?
Первая мысль была, конечно, о том, что они все-таки из ментовки. Но,
поразмышляв немного, Никита пришел к выводу, что это не так. Если менты в
принципе могут вот так вломиться в квартиру и выколотить из тебя признание,
то почему они сделали это сейчас, а не полтора года назад? Сейчас-то все
это уже потеряло актуальность. Про того мужика, которого он замочил на
Павелецком, уже и забыли все давным-давно. Сегодня даже про убийства всяких
там звезд и крупных политиков дольше двух месяцев не помнят. А уж если это
"шестерка" из мафиозной группировки, так кому он на хрен нужен через
полтора-то года?
Поэтому вторая мысль, пришедшая в голову Никите Мамонтову, показалась ему
куда более правильной. Нужен этот убитый только своим дружкам. Не
понравилось дружкам, что в столице нашей Родины ихнего кореша порешили - и
с комсомольским приветом. Им самим, конечно, милицейские разборки ни к
чему, поэтому тот факт, что дело "повисло", им только на руку, но, однако
же, милицейские дела - это одна песня, а дела личные, внутримафиозные, -
совсем, можно сказать, другой романс. А подайте сюда того наглеца, который
посмел нашего любимого кореша тронуть!
При такой постановке вопроса срок в полтора года не казался чем-то
невероятным. У криминальных структур своя логика, не такая, как у милиции.
Это менты всегда хотят скорей да быстрей, у них начальства выше крыши, а
сбоку еще прокуроры погоняют. А "деловые" - они по-другому взаимные расчеты
ведут. В тот момент, когда его, Никиту Мамонтова, на Павелецкий вокзал
послали, промеж двумя группировками один счет был, на очко больше в пользу
приезжих, и замоченный чужак этот счет сравнял. А теперь, спустя полтора
года, перевес мог вполне оказаться в пользу московских, и их "конкуренты"
могут сделать из Никиты разменную карту.
Он вспомнил того опера с Петровки, который им тогда занимался. Всю душу
прямо вынул своими разговорами, по три часа каждый день мурыжил Никиту, все
расколоть пытался. Как же звали его? Ну, впрочем, неважно. Так вот этот
опер говорил Никите: "Я знаю, что убийство совершил ты. Знаю - и все. А ты
вот о чем подумай. Если я найду доказательства твоей вины, ты получишь
срок. Солидный, но все равно это только срок. Понимаешь? Если ты успеешь
обернуться раньше меня и напишешь явку с повинной, срок будет меньше. Если
начнешь активно помогать следствию и дашь информацию о своих хозяевах, срок
будет еще меньше. А вот если я не найду доказательств против тебя, ты
останешься на свободе. И долго ты на этой свободе не проживешь".
Никита тогда ему не поверил. Его хозяева казались ему сильными,
могущественными и вечными. Они его в обиду не дадут. Тем более он показал
себя таким молодцом, от ментов вывернулся. Однако прошло полтора года, и
все изменилось. Группировка, к которой он принадлежал, оказалась не такой
уж могущественной и жизнеспособной. Внутренние распри ее ослабляли, да и
милиция не дремала, кое-кого сумела зацепить и из общей кучки выдернуть.
Месяца три назад жалкие остатки группы влились в другую структуру, более
крупную и сильную, которая подмяла под себя хозяев Никиты Мамонтова. Но
самому Никите в этой новой структуре места не нашлось. То есть не то чтобы
его выставили без выходного пособия, но ясно дали понять, что не
расстроятся, если он отвалит на все четыре стороны. Он не боевик, не
снайпер, не качок и не драчун, не мастер вождения и вообще никакими
выдающимися талантами не обладает. Его прежние хозяева, мелочь пузатая,
были каждой паре рук рады, особенно если эти руки принадлежат человеку
трусоватому, которому легко приказывать. А у новых хозяев порядки другие.
Тим на каждое место чуть не конкурсный отбор, и такие, как Никита, им не
нужны. Его, конечно, примут, ежели он захочет остаться, потому как на нем
"мокрое" висит и свое право на принадлежность к структуре он этим как бы
заслужил. Но на большее пусть не рассчитывает. Роль жалкого "приживалы" -
вот тот максимум, который ему могут предложить.
Никита изобразил достойный отказ, сказал, что никаких обид и претензий у
него нет, и с облегчением завершил свои отношения с криминальным миром. Он
с детства был слабым и трусливым парнем, но к двадцати пяти годам хотя бы
поумнел. Ему было девятнадцать, когда он дал втянуть себя в криминальные
отношения, потому что не посмел отказаться. В двадцать четыре он совершил
убийство, и тоже потому, что струсил и не посмел сказать "нет". Боялся, что
будут бить. Но с того самого момента только и думал о том, как бы ему
половчее соскочить. Все, хватит дурака валять. Надо браться за ум, получать
профессию и спать по возможности спокойно. Однако "соскочить" с
криминального, да еще и "мокрого" крючка оказалось не так-то просто.
Малейший шаг в сторону расценивался как симптом "ссучивания" то в пользу
милиции, то в пользу конкурентов. Неглупому, но слабому Никите так бы и
сидеть веки вечные на мафиозной печке, если бы печка эта, к его счастью, не
дала трещину и не начала разваливаться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24