Исключение составляла только анатомичка, куда Лера ходила
по вечерам. В среде сокурсников она считалась домашней девочкой, не
участвующей в групповых развлекаловках и походах по барам и свободным
квартирам. Но если бы Леру спросили, неужели она так любит свой дом, от-
вет был бы странным. Можно даже сказать, нелепым.
Дом свой Лера Немчинова любила и ненавидела одновременно. Любила -
потому что это была та самая квартира, в которой она провела все свое
детство рядом с обожаемыми мамой и папой. Здесь она была счастлива ког-
да-то. Здесь стоял папин рояль, лежали на полках его ноты и пластинки с
записями известных в те годы певцов, исполнявших его песни. Стены в ком-
нате девушки были сплошь оклеены старыми афишами с объявлениями о кон-
цертах, на которых огромными буквами было написано: ГЕННАДИЙ НЕМЧИНОВ.
Только в последнее время рядом с многочисленными портретами отца здесь
стали появляться фотографии и афиши другого человека. Взошла звезда пев-
ца Игоря Вильданова, перед которым Лера преклонялась уже за одно то, что
он - единственный в России и вообще во всем мире - до сих пор пел песни,
написанные ее отцом. Вильданов был, без сомнения, талантливым певцом, но
девушка вряд ли могла по достоинству оценить силу его дарования, ибо ви-
дела и знала лишь одно: Игорь был божественно красив, для нее он был
принцем из ее детских снов, и он помнил и ценил творчество Геннадия Нем-
чинова. Все остальное значения не имело. У него могло не быть голоса,
могло даже не быть слуха, он мог оказаться бездарным исполнителем - Лера
этого даже не заметила бы, потому что принц из детских и девичьих грез
пел песни, написанные ее отцом, и тем самым прочно связывал ее с тем
временем, когда родители были живы, когда весь мир был ярким и радужным
и когда она была абсолютно счастлива. И только дома, в своей квартире, в
своей комнате, в окружении афиш, фотографий и льющейся из магнитофона
музыки она могла отрешиться от настоящего и хоть ненадолго погрузиться в
состояние призрачного, иллюзорного покоя. Поэтому она любила свой дом.
Но с такой же силой она его ненавидела. Потому что в этом доме был
дед. Страшный, отвратительный, грязный, тупой дед, несколькими пьяными
выстрелами лишивший ее десять лет назад того счастливого восторга, в ко-
тором она пребывала постоянно. Лишивший ее всего. Матери, отца, тепла и
ласки, дружбы с, одноклассниками. Ей было восемь лет, и клеймо девочки
"из семьи алкашей, которые напились и друг друга постреляли", приклеи-
лось к ней намертво. Маленькие дети неразумны и безжалостны, они обидели
Леру, а Лера обиделась на них. Она стала изгоем, отстранилась от всех, и
даже с годами пропасть между ней и остальными детьми не уменьшилась. Од-
ноклассники забыли о причинах ее сиротства, но Лера не забыла их преда-
тельства. Не забыла и не простила. До самого окончания школы, до прошло-
го года она так и просуществовала одна. Совсем одна. Не считая, конечно,
старую тетю Зину, двоюродную сестру покойной бабушки. Сразу после смерти
родителей тетя Зина приехала в Москву из своей глухой провинции, чтобы
позаботиться о девочке. Она хотела забрать Леру к себе, но та категори-
чески отказалась уезжать из дома, орала как резаная, устраивала истери-
ки, била посуду и дважды убегала прямо с вокзала, пресекая всяческие по-
пытки разлучить ее с привычным местом обитания. Осознав всю бесполез-
ность своих усилий, пенсионерка тетя Зина осталась в Москве. Не бросать
же ребенка на произвол судьбы! И не в интернат же ее отдавать при жи-
вых-то родственниках, пусть и не самых близких...
С тетей Зиной она прожила все девять лет, пока не вернулся дед. На
следующий день после его возвращения родственница уехала к себе в про-
винцию. У нее и в мыслях не было остаться под одной крышей с убийцейуго-
ловником. Перед отъездом она предложила Лере уехать вместе с ней, по-
дальше от деда, но девушка и на этот раз отказалась.
- Как ты не боишься жить с ним вместе? - охала тетя Зина. - Это же
страшный человек, родного сына не пожалел, тебя осиротил.
- Здесь мой дом, - твердо отвечала Лера. - Я никуда отсюда не уеду. А
если дед начнет себе позволять лишнего, я его обратно засажу, у меня не
задержится.
Однако дед ничего себе не позволял. Первое время Лера постоянно приг-
лядывалась к нему, ожидая признаков "неправильного поведения", грубости,
склонности к насилию, пьянства или чего-нибудь такого. С каким удо-
вольствием она пошла бы к участковому и пожаловалась... Участковый у них
в микрорайоне хороший, между прочим, в их же доме и живет, Лера с ним
давно знакома, так он сразу предупредил, как только дед появился, мол,
чуть что - не стесняйся, беги ко мне. Но ничего не было. Дед вообще не
пил, голос на нее не повышал, был вежливым, тихим, аккуратным, устроился
на работу вахтером в двух местах сразу, работал по графику "сутки через
трое" и еще где-то подрабатывал, короче, деньги, хоть и небольшие, при-
носил, но Леру это мало интересовало. Авторские за отцовские песни капа-
ли регулярно, на это они с тетей Зиной и жили все девять лет. И дальше
она проживет без дедовых денег. Дед имеет право здесь жить, это его
квартира, на его деньги купленная когда-то, давно еще, до рождения Леры.
Но это право - материальное. А вот что касается морального права жить
вместе с внучкой, которую по пьяному делу оставил сиротой, то тут дело
обстояло не так просто.
Лера Немчинова была твердо уверена в том, что дед не имеет морального
права не только на жизнь вместе с ней, но и на жизнь, как таковую, вооб-
ще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14