Геннадий Леонтьев предупредил секретаря, что утром должен забирать
дочку из больницы и до обеда его в институте не будет, и договорился с
водителем своей служебной машины, что тот заедет в половине десятого за
ним и Анной. В половине десятого машина к дому не приехала. Сначала ро-
дители не особенно волновались, полагая, что машина, вероятно, застряла
где-то в пробке и с минуты на минуту подъедет. Однако в десять ее все
еще не было. Геннадий поднялся в квартиру и позвонил в институт. То, что
он услышал, его ошарашило. Оказалось, что Владимир Алексеевич утром пот-
ребовал его машину для себя, потому что его личная машина сломалась, а
на служебной он отправил Любу встречать в аэропорту какую-то не то
родственницу, не то подружку. Стрельникову даже в голову не пришло сна-
чала позвонить самому Леонтьеву и спросить, не нужна ли ему машина.
Главным было то, что машина была нужна самому Стрельникову, а остальное
не имело ровно никакого значения.
Геннадий запаниковал. Его предупредили, что к десяти часам Алиса бу-
дет выписана, и просили не опаздывать, чтобы девочка не ждала в холле
больницы. Дожидаться, пока за ней приедут родители, в отделении не соби-
рались, ровно в десять из приемного покоя поступят новые больные, такой
заведен порядок, и Алисина койка понадобится для другого ребенка. Генна-
дий поймал частника, который за безумные деньги согласился поехать на
другой конец Москвы в больницу и привезти их обратно вместе с Алисой.
Всю дорогу до больницы Анна напряженно молчала, но Геннадий понимал, что
думают они об одном и том же: маленькая девочка с разрезанным животом и
нестерпимо болящим швом одиноко сидит в холле и не понимает, почему мама
и папа за ней не приезжают. Водитель выбрал не самый удачный путь, ухит-
рившись попасть во все заторы, которые только можно было отыскать в этот
час в столице, кроме того, выяснилось, что он не рассчитывал на такой
длинный маршрут, и ему нужно подъехать на заправку. В больнице Леонтьевы
оказались только в первом часу дня. Алиса, бледная и дрожащая, сидела на
стульчике, судорожно прижимая к груди пакет со своими вещами, и по ее
щекам градом катились слезы. Увидев бегущих к ней родителей, она разры-
далась, трясясь всем телом, и громко плакала всю обратную дорогу, успо-
коившись только тогда, когда оказалась в своей комнате и поняла, что
кошмар действительно кончился. Ей было очень больно сидеть на этом прок-
лятом неудобном стуле, потому что шов был еще совсем свежий. И очень
страшно, что родители забыли за ней приехать и ей придется тут сидеть до
завтрашнего дня. После операции девочка была слабенькой, и пережитое
волнение вылилось в самый настоящий нервный стресс. Она отказывалась от
еды и все время принималась плакать. Анна не выдержала и впервые за дол-
гое время решила высказать мужу все, что думает о его любви к своему
другу-начальнику.
- Он же в грош тебя не ставит, он плевать на тебя хотел, он тебя с
дерьмом смешивает, а ты только благодарно улыбаешься и задницу ему ли-
жешь! Неужели тебе самому не противно? Ну есть у тебя хоть капля гордос-
ти или нет? Где твое самолюбие? Почему ты позволяешь ему так с собой об-
ращаться?
Геннадий пытался объяснить жене, что нельзя сердиться на Стрельникова
за то, что тот думает только об интересах дела и забывает о личном.
- Володя - мой друг, и я уверен, что он уважает меня так же, как и я
его. Если он взял мою машину, значит, ему действительно было очень нуж-
но, иначе он не сделал бы этого.
- А тебе, выходит, не нужно? - взвилась Анна. - Больной ребенок после
операции сидит в холодном холле и умирает от страха и боли - на это мож-
но наплевать? Да если бы это был его ребенок, он бы две институтские ма-
шины взял, чтобы поехать в больницу. На одной бы сам ехал, вторая бы
следом шла на всякий случай, вдруг первая сломается, так чтобы сразу пе-
ресесть и ехать дальше, не дай Бог его ребенок лишнюю минуту прождет.
Ссора зашла слишком далеко, посыпались взаимные оскорбления, и в этом
конфликте Леонтьевы увязли надолго.
Другой памятный скандал случился у Томчаков. К Ларисе обратилась ее
давняя добрая приятельница, сын которой учился как раз в институте у
Стрельникова. С сыном произошла неприятность, он попал в милицию вместе
с двумя товарищами "за хулиганку". Собственно, хулиганил только один из
них, сцепился с продавцом палатки, у которого не оказалось сдачи с круп-
ной купюры, начал громко качать права, продавец не менее громко отвечал,
оба схватили друг друга за грудки, а тут и милиция подоспела. Забрали
всех троих, и уже в отделении оказалось, что все трое находятся в нет-
резвом состоянии. В общем-то это было простительно, у дебошира был день
рождения, и ребята, естественно, его отмечали, причем были даже не
сильно пьяны, а так, слегка выпивши. Но тест показал алкоголь, и факт
нарушения общественного порядка в нетрезвом виде был налицо. В институт,
где учился сын Ларисиной приятельницы и которым руководил ее муж, пришла
бумага, и Стрельников, рьяно взявшийся за укрепление дисциплины среди
студентов, велел подготовить приказ об отчислении парня. Ладно бы еще,
если б это случилось в мае, тогда юноша успел бы, может быть, поступить
в другой институт. Но случилось это в марте, и после отчисления его в
весенний призыв заберут в армию. А вдруг в Чечню пошлют? Мать этого не
переживет. Что угодно, только не отчисление. Мера была излишне суровой,
проступок был административным, а не уголовно наказуемым, таким же, по
сути, как безбилетный проезд в транспорте или превышение скорости води-
телем автомашины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15