- Ты... - Она вдруг расхохоталась. - Мерзавец ты, Платонов! Подловил
меня все-таки. Ладно, сдаюсь, ты прав. Если я способна так завестись
только оттого, что мы не сошлись в литературных вкусах, то из-за твоих
неприятностей я и в самом деле с ума сойду. Чего тебе принести? Выпить
хочешь?
Она легко поднялась с пола и потянулась к застекленной секции большой
мебельной стенки, где стояли рюмки и фужеры.
- А что у тебя есть? - поинтересовался Платонов.
- Что ты приносил, то и есть. Я же сама спиртное не покупаю. Водка
еще осталась, коньяк, ликер персиковый и какое-то вино, кажется, мадера.
Налить?
- Водку не хочу, - помотал головой Дмитрий, - Хотя надо бы выпить. За
помин души только водку можно. Ладно, налей, только чуть-чуть.
Лена молча налила в маленькую стопку водку, принесла из кухни тарелку
с немудреной закуской и поставила все это на столик перед креслом, в ко-
тором сидел Платонов.
- Кто-нибудь умер? - спросила она почти шепотом.
- Да, милая. Умер замечательный человек, удивительный, человек такой
доброты и душевной чистоты, каких я никогда не встречал. Пусть земля ему
будет пухом!
Он залпом выпил водку, закусывать не стал, снова откинулся в кресле и
прикрыл глаза.
- Он - твой друг? - спросила Лена, отодвигая пустую стопку подальше
от края стола и снова усаживаясь на пол.
- Ну, можно и так сказать. Хотя нет, пожалуй, другом его нельзя было
назвать.
- Почему?
- Потому что мы почти ничего не знали друг о друге. Вот спроси меня,
как он познакомился со своей женой, какую еду он любит, видит ли цветные
сны - а я этого не знаю. Друзья обычно знают такие вещи, а я про него
ничего такого не знал. И он про меня тоже.
- Что же вас связывало?
- Это трудно объяснить, Аленушка. Мы могли месяцами не видеться и да-
же не перезваниваться, но, когда встречались, у меня появлялось удиви-
тельное ощущение, что рядом со мной находится человек, который никогда
меня не предаст. Никогда. Что бы ни случилось. Обычно так воспринимаешь
очень близкого и давнего друга, а он не был моим другом. Просто он
был... Нет, я не умею это сказать. Ощущение очень яркое, выпуклое, даже
осязаемое, а слов подобрать не могу. Мне будет трудно без него.
- Но почему? - настойчиво спрашивала Лена, которая во всем любила ло-
гичность и законченность. - Если вы так редко виделись и не были
друзьями, то почему тебе будет без него трудно? В чем именно ты не смо-
жешь без него обойтись?
"Дурак! - с досадой осадил себя Платонов. - Чего разболтался? Сенти-
ментальный козел".
- Не обращай внимания на мою болтовню, - уклончиво пробормотал он,
наклоняясь и обнимая Лену. - Он был хорошим человеком, и мне жаль, что
он умер. Вот и все.
Он украдкой посмотрел на часы. Слава Богу, уже почти половина двенад-
цатого, можно прекратить все разговоры и идти спать. Все-таки хорошо,
что он остался здесь. Ему очень хотелось выговорится, сказать вслух, в
полный голос о том, как ему больно. И еще ему очень хотелось помянуть
Юрия Ефимовича Тарасова. Помянуть не тайком, наливая рюмку за дверцей
холодильника и занюхивая водку рукавом, а открыто сказать хотя бы нес-
колько добрых и искренних слов в память об этом человеке, и чтобы эти
слова непременно хоть кто-нибудь услышал. Ему это удалось, и стало
действительно легче.
Просторные начальственные кабинеты ушли в прошлое, теперь в моде были
небольшие уютные рабочие комнаты. На легких черных "угловых" столах,
пришедших на смену тяжелым монстрам из орехового дерева с зеленым сукном
и вычурными завитушками, появились компьютеры, а вместо собраний сочине-
ний классиков марксизма-ленинизма навесные полки и книжные шкафы ломи-
лись от литературы по экономике, финансам, компьютерным технологиям. Не-
малое место занимал и законодательный материал, и книги на иностранных
языках.
Открыв дверь и войдя в комнату, Виталий Васильевич Сайнес в раздраже-
нии швырнул плащ на кресло для посетителей, уселся, не зажигая света, за
стол и обхватил голову руками. Ему надо подумать, сосредоточиться и по-
думать. Как неожиданно все обернулось!
Тарасов умер. Несомненно, это хорошо. Хотя сам Тарасов ничем ему не
мешал и вообще больше не работал в системе минсредмаша, но без него
как-то спокойнее. Он был слишком умен и слишком хорошо разбирался во
всем, что связано с цветными и драгоценными металлами, поэтому в любой
момент мог догадаться. Слава Богу, пока не догадался. Теперь уж не дога-
дается.
Плохо другое: Тарасов не просто умер. Он убит. И теперь милиция нач-
нет искать того, кому это было выгодно. А кому это было выгодно? Кому
мог насолить этот романтический дурачок, обладатель глубочайших и уни-
кальных знаний, которые он так и не научился использовать на благо
собственному карману? Навлек на себя гнев ревнивого мужа? Смешно! Не от-
дал вовремя долг какому-нибудь крутому дельцу? Еще смешнее. Тарасов в
жизни рубля взаймы не взял. А если все-таки догадался? Может быть, поэ-
тому и ушел из системы среднего машиностроения, чтобы развязать себе ру-
ки и начать шантажировать тех, кто остался? Но если Тарасова убили по
этой причине, то почему же он, Виталий Васильевич Сайнес, ничего об этом
не знает? Уж он-то должен был узнать в первую очередь! Кто-то темнит.
Тарасов вошел с кем-то в контакт, потребовал себе долю за молчание. Этот
кто-то его и убил. Но почему он не сказал о Тарасове остальным? Почему
промолчал? Так не делают. Всегда в первую очередь бегут к подельникам,
рассказывают, трясясь от волнения, о шантаже, требуют сообща придумать,
как вести себя дальше.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14