Еще месяц назад, увидев на афише ее имя, я бы
запрыгал от радости и немедленно помчался бы узнавать, когда и где будут
продавать билеты. Мирей Матье, певица нашей с Викой молодости, мы поку-
пали пластинки с ее записями, мы сделали все возможное и невозможное,
чтобы попасть на ее концерт в Большом театре много лет назад. Из газет я
знал, что после смерти своего постоянного продюсера Матье три года не
выступала, и при обычном течении событий я просто не смог бы не захотеть
послушать ее после такого трагического перерыва. А теперь какой смысл
думать об этом? Даже если концерт состоится уже завтра, я все равно могу
не дожить до него. Завтра... Для меня это слово утратило смысл, я перес-
тал его понимать и чувствовать. У меня нет завтра, есть только тот мо-
мент, в котором я живу. Пока еще живу. Может быть, в следующую секунду я
уже прекращу это глупое и бессмысленное занятие.
До дома, как ни странно, удалось добраться вполне благополучно. Вяло
бродя по квартире, я окидывал взглядом такие знакомые, любовно выбранные
вместе с Викой вещи и все пытался понять, неужели можно ради них забыть
и перечеркнуть те годы, которые мы прожили с ней. Ведь нам было очень
хорошо, мы почти не ссорились, мы любили друг друга. А может быть, я се-
бя обманываю? Это я любил Вику, а она всего лишь терпела меня, ожидая,
когда из способного небесталанного журналиста наконец вылупится человек,
умеющий делать деньги и обеспечивающий ее безбедное существование. Что
ж, следует признать, что она своего дождалась. Наверное, в самом начале
она и не ожидала, что я смогу делать такие деньги. За последний год мы
скопили достаточно для того, чтобы вообще больше не работать ни одной
минуты и жить долго и счастливо, хотя и без роскоши, но в достатке до
глубокой старости. Часть этих денег предназначалась для моей матери. Она
еще относительно молода, всего шестьдесят семь, сердце здоровое, так что
век ей уготован отнюдь не короткий, но она совсем сумасшедшая и жить од-
на не может. Надо или помещать ее в больницу, или нанимать постоянную
сиделку-компаньонку с проживанием. И то, и другое стоит отнюдь не деше-
во, но я должен это сделать. Мы с Викой много раз говорили об этом, и
мне казалось, она относилась к моей идее с пониманием и одобрением. Но
теперь я начинаю думать, что это было совсем не так. Она умело притворя-
лась, а внутри у нее все кипело при мысли о том, что ей придется де-
литься с этой ненавистной свекровью, на которую было потрачено столько
нервов и душевных сил. Она все предусмотрела, даже то, что при разделе
имущества через суд мне присудят не половину, а большую часть, поскольку
на моем иждивении находится нетрудоспособный инвалид. А если я умру, ни
с кем делиться не придется, Вика не обязана опекать мою мать.
Я могу спасти свою жизнь, просто уйдя от жены и оставив ей все. Маши-
ну, квартиру со всем, что в ней есть, деньги. Тогда она меня не тронет и
будет жить в любви и финансовом согласии со своим провинциалом. Но я-то,
я как буду жить? На что? Возвращаться к сумасшедшей матери, которая с
утра до вечера орет по любому поводу и без повода, потому что таинствен-
ные голоса ей нашептывают всякие мерзости о происках сионистов и о при-
лете инопланетян, и она с упоением обсуждает эти проблемы сама с собой?
Ни за что. Лучше сразу в крематорий. Рядом с матерью я не могу нахо-
диться дольше двух минут. А если не возвращаться на старую квартиру, то
где жить? И на что? Витя с Оксаной погибли, денег программа больше не
получит, потому что только они умели эти деньги добывать, так что с те-
левидением придется проститься в самое ближайшее время. "Лицо без грима"
умрет самое позднее недели через три-четыре. Снова заняться журналисти-
кой? Можно, но денег это принесет ровно столько, чтобы не сдохнуть под
забором от голода. А все остальное где взять? Жилья нет. Машины нет, а
журналист без машины - это почти смешно, он же ничего успевать не будет.
И что тогда делать с матерью, на какие средства помещать ее в больницу
или нанимать сиделку? Остается только один способ выжить: ввязаться в
какой-нибудь криминал. Это может принести быстрый и неплохой доход, а
через очень короткое время - долгий и нехороший срок в тюрьме.
Нет, добровольный уход без раздела имущества - не выход из положения.
Придется влачить такое существование, что лучше уж вовсе не жить. Что,
собственно, я и собираюсь сделать.
Вика явилась, против ожиданий, совсем не поздно, примерно за полчаса
до того времени, когда я обычно возвращаюсь домой после эфира. Наверное,
она снова надеялась, что я уже не приду никогда, а я - вот он, собствен-
ной персоной, валяюсь на диване в брюках от спортивного костюма с книж-
кой в руках.
- Ты почему так рано? - спросила она удивленно.
- А что тебя не устраивает? - ответил я вопросом на вопрос.
- Все устраивает. Я очень рада, что ты уже дома.
Она наклонилась, чтобы поцеловать меня. Запах пива ударил в нос, и я
невольно поморщился. А раньше мне всегда нравилось, когда от моей жены
чутьчуть пахло алкоголем. Странно. И как мне мог нравиться этот омерзи-
тельный запах свежего перегара?
- Ты пила?
- Только пиво, - Вика бросила взгляд на журнальный столик, где стоп-
кой лежали мои сегодняшние приобретения. - Ты купил новые книги?
- Как видишь, - сухо сказал я.
- Чем ты расстроен, Саша? - озабоченно спросила она. - Что-нибудь
случилось?
- Ничего особенного. Обычные производственные трудности. Устал.
- Как прошел эфир?
- Нормально.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24