А. Суллержицкий опубликовал записанную им со слов артист­ки театра Н. А. Бутовой такую деталь о Чехове:
«Будучи в Ялте, я зашла к Антону Павловичу. Он си­дел на балконе, а возле него на перилах лежал большой мор­ской бинокль.
- Это мой спаситель, - посмеялся он, указывая на би­нокль.
- То есть, как спаситель?
- А так. Когда ко мне приходят и начинают умные разговоры, я беру бинокль и начинаю смотреть в него. Ес­ли это днем, - то на море, а ночью - в небо. Тогда гостям кажется, что я думаю о чем-то важном, глубоком, они бо­ятся помешать мне и тоже умолкают.
Через некоторое время мы сошли вниз в сад и сидели там на скамье... Пришла одна дама и стала говорить о его произведениях. Долго он смотрел то в одну сторону, то в другую, а потом встал и просительно проговорил:
- Маша! Принеси мне бинокль!..»
Популярность Чехова в Ялте причиняла ему и другие неудобства. Он не мог попросту, в одиночестве погулять у моря - на него сейчас же обращали внимание. А от «анто­новок» ему буквально не было прохода. Так в семье писа­теля и среди друзей в шутку называли многочисленных бе­зобидных поклонниц Антона Павловича, всегда стремив­шихся оказать писателю какое-либо внимание, встретить его, проводить до дома, помочь что-нибудь донести и т. д. Некоторые из них, чтобы «увидеть Чехова», иногда часами висели на железной ограде, окружающей его дачу. Поэтому Чехов всегда стремился идти на прогулку в обществе ко­го-нибудь из близких знакомых или друзей.
Профессор Бобров, создатель санатория для детей, больных костным туберкулезом (в Алупке-Саре), иногда устраивал в пользу санатория концерты с участием извест­ных артистов и музыкантов. Чехов с удовольствием посещал эти концерты. Они обычно происходили в Алупке, на Льви­ной террасе Воронцовского дворца. Однажды, по рассказу сестры писателя М. П. Чеховой, там произошел такой ха­рактерный для Чехова случай.
Приехав на концерт, в ожидании начала Антон Павло­вич, Мария Павловна и Ольга Леонардовна сидели за сто­ликом и пили чай. Было много народа. Кто-то из присут­ствовавших, сидевших за одним из соседних столов, нео­жиданно поднялся и, обратившись к публике, громко, в напыщенных выражениях приветствовал «находящегося сре­ди нас» писателя Чехова - «гордость русской литературы» и т. д. Покрасневший, растерявшийся Антон Павлович не­медленно встал из-за стола и ушел. Мария Павловна и Оль­га Леонардовна через некоторое время также вынуждены были уйти. Разыскав расстроенного Антона Павловича в парке, они уехали домой, так и не послушав концерта.
„АКАДЕМИЧЕСКИЙ ИНЦИДЕНТ"
В ялтинский период жизни, 8 января 1900 года, Антон Павлович Чехов был избран в почетные академики Россий­ской Академии наук по только что организованному тогда разряду изящной словесности. Вместе с ним в академики были избраны Л. Н. Толстой, В. Г. Короленко, А. М. Жемчужников и ряд других писателей.
Избрание в почетные академики для Чехова было при­ятным событием, но серьезного значения этому он не при­давал и к своему новому положению относился чаще всего с иронией, шутливо подписываясь в письмах «академику-сом» или «академиком Тото».
В одном из писем Чехов так оценивал положение писа­телей в императорской Академии наук при существовавших в ней кастовых порядках: «Действительных академиков из писателей не будет. Писателей-художников будут делать почетными академиками, обер-академиками, архи-академиками, но просто академиками - никогда или нескоро. Они никогда не введут в свой ковчег людей, которых они не знают и которым не верят». В другом месте он писал: «Зва­нию академика рад... Но еще более буду рад, когда утеряю это звание после какого-нибудь недоразумения. А недора­зумение произойдет непременно, так как ученые академики очень боятся, что мы будем их шокировать».
Через два года такое «недоразумение» произошло, по­лучив ярко выраженную общественно-политическую окрас­ку и осталось в истории литературы под названием «Ака­демического инцидента».
В феврале 1902 года на очередных выборах Алексей Максимович Горький был избран в почетные академики. Это избрание вызвало недовольство со стороны Нико­лая II, написавшего на докладе министра известную резолю­цию: «Более чем оригинально». Помимо этого, царь напи­сал министру народного просвещения генералу Ванновскому такое примечательное по своей тупости письмо: «Петр Семенович, известие о выборе Горького в Академию наук произвело на меня, как и на всех благомыслящих русских, прямо удручающее впечатление. Чем руководствовались почтенные мудрецы при этом избрании - понять нельзя. Ни возраст Горького, ни даже коротенькие сочинения его не представляют достаточного наличия причин в пользу его избрания на такое почетное звание. Гораздо серьезнее то обстоятельство, что он состоит под следствием, и такого че­ловека в теперешнее смутное время Академия наук позво­ляет себе избрать в свою среду. Я глубоко возмущен всем этим и поручаю вам объяснить, что по моему повелению выбор Горького отменяется. Надеюсь хоть немного отрез­вить этим состояние умов в Академии. Николай».
После этого «умоотрезвляющего» высочайшего прика­зания министр просвещения Ванновский написал великому князю К. К. Романову, бывшему тогда президентом Акаде­мии наук (и, кстати, тоже почетным академиком по разря­ду изящной словесности), такое письмо: «Ваше император­ское высочество. Государю императору благоугодно было мне высочайше повелеть, чтобы в ближайшем нумере «Пра­вительственного вестника» было напечатано от император­ской Академии наук сообщение следующего содержания:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42