Прошел на кухню — у-у, запах какой!
— Че там пахнет так?
— Собрался куда-то?
— Собрался. Полторы недели, все уже сложил, ниче не надо. Пахнет-то чем?
— Да решила гуся запарить, вас поди достала уже шкварка, да? Че им висеть, уже вон Новый Год скоро, а мы ни одного еще не снимали, хоть поедите вкусного.
— Еще тарелку ставь.
— Что, ждешь кого?
— Жирик зайдет.
— О-хо-хо. — задумалась жена. — Только его нам и не хватало. Я ж гуся только половину отрубила, щас прорва-то эта все сожрет, едва усядется… Так, ладно, че-нибудь придумаю. Пить-то будете? Хотя куда там пить, в дорогу-то…
— Да достань, выйдем-то к вечеру только. Если выйдем.
Домашние расселись вокруг огромной миски с дымящейся горой картошки, только хозяин все слонялся с кухни в коридор, не торопясь занять свое место у торца. Видимо, надоело — скинул бушлат, и сел, бурча что-то навроде «да и хер с ним, нам больше достанется».
Почти успели спокойно пообедать, Кирюха приперся чуть позже, удовольствовавшись в результате самым скромным куском вяленой гусятины с подостывшей картошкой. На столе появился пузырь с мутноватым самогоном. Домашние Ахмета накатили, безмолвно переглянулись с хозяином: «Это че, посидим малехо, или терка?» — «Терка.» — «А, ну ладно. Жаль.» — и отправились вниз, зашивать новую баню. Жена выставила чай, и тоже растворилась в хозяйственных закутках, время от времени грохоча своими склянками то за одной, то за другой стеной. Хозяева сползлись к печке, развалились в удобных опелевских седухах, протянув ноги к жаркой амбразуре. Ахмет налил по паре пальцев, закинулись. Пожевали капусты.
— Че, пора, считаешь?
— Да думаю, да. У тебя как, срочняков никаких не висит на жопе?
— Да нет вроде. Баню без меня доделают, товар баба выдаст, если че.
— У меня тоже все вроде нештяк. Я смотрю, график вроде устаканился — через два дня на третий большой приход, по три рожка собираем.
— А эти два дня?
— Да так, не шатко ни валко — рожок, и то хорошо, коли целый. Дровяные да рыбаки в основном.
— Ну, все не залупа на ацетоне…
— Ну да, так оно… Тут еще бизнесок нарисовался.
— Типа хранение?
— Ну да. Подвал-то — охереть, заблудиться можно. Орех молодец, проявил инициативу, а то так бы и телились. Одну сторону коридора подшаманили, там типа отсеки такие, пятера за неделю, нормально.
— И че, много народа?
— Да как придем, вторую сторону делать буду.
— Холодный если кому нужен будет, ко мне посылай.
— Кому зимой холодный-то?
— Да летом.
— А-а. Ладно… Ну, будем живы?
— Давай.
— Хх-ху… Эх, крепка савецка власть!
— Магомедычева, яйцом чищена. Че не заедаешь-то? Налегке желаешь остаться? Тебе все равно меня ждать придется, я эти ваши лыжи, сам знаешь…
— Берешь кого?
— Витьку думаю. — все же сказал Ахмет, весь день до этого метавшийся, брать — не брать. А ведь уже почти решил идти один. Сердце шептало — не надо тащить своих, чуяло лажу; однако доля Дома увеличивалась существенно, и Ахмет позволил жабе говорить от своего имени, отмазавшись сам от себя: типа, четыре-пять опытных людей при пулемете, кто нам че сделает? Да и жопа, может, только мерещится, четко, однозначно сердце ведь не сосет… — От тебя кто? Немец?
— Не. Он на Доме останется.
— Да, на такого можно Дом оставить. Я вот тоже Серба дернуть не могу.
— Возьму Дениску молодого. Я так посмотрел, он хоть и молодой, а с башкой дружит. Он сейчас лежит за этими пасет.
— Не устанет раньше времени? Этих гасить, да сколько он у тебя уже в секрете лежит?
— С утра. Ну, скажем так — он после этого всего пройдет лишь в два раза быстрее тебя, и только в три раза дальше. С двумя твоими грузами.
— Да ну. Терминатор какой-то прям.
— Такие войска, не то что ты, увалень.
— Лишь бы не зацепило, пока Автайкиных прессовать будем.
— Сплюнь… Ну че, по последней?
— По крайней. Ну, будь…
— Ф-фу… Ох, хорошо пошла… Ладно, я тоже пошел. Так, давай часы сверим. Тринадцать пятьдесят одна.
— Тоже.
— Ну, все. Восемнадцать — тридцатая школа, слева, за пожарным выходом. Хозяйка! — гаркнул Жирик в сторону дверей, уже своим обычным веселым басом. — Спасибо, накормила! Как у мамы!
К шестнадцати Ахмет спустился в подвал, забрать Витьку наверх. Баню расположили точно по центру, оставив два прохода по бокам; так не грелись боковые стены подвала, выдавая в ИК четкое пятно, зато грелась часть пола в спальнях и кухне. Затхлость подвального воздуха сменилась праздничным, свежим духом хорошо просушенной липы, парни весело стучали молотками — Витек обшивал, Серб правил на наковаленке гнутые гвозди.
— Шабаш, парни. Закуривай, вводная.
— Я на Доме, как всегда — заранее дуясь, протянул Серб.
— Да, Серег. — отрезал Ахмет. — Вторая новость тебе понравится еще меньше. Дней восемь рассчетное. Причем. Если, с завтрашнего рассвета, хоть одна рожа покажется — никаких нежностей, сади без экономии, хоть на полкоробки. Тащишь наверх ящик, снаряжалку, все рожки собираешь, клемму с аккумулятора не снимать вообще — пока не приду. РГОхи собрать все.
— Че-то серьезное ожидается?
— Нет. Но сам знаешь, все возможно. Мы с Жириком идем прессовать Автайкинских. Это сегодня; через два часа мы с тобой, Вить, выходим. У Мирохи люди при деле, у Нигмата тоже пошли груз встречать, так что им не особо до наших междусобочиков, но лучше подстраховаться. Они оба будут в курсе —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113