На протяжении последних пятнадцати лет имел привычку каждую осень брать академический отпуск и уезжать на Рижское взморье – утверждал, что там ему удобнее заниматься теоретическими изысканиями и писать статьи по накопленному за год материалу. Холост, в порочащем поведении замечен опять же не был (хотя это еще ни о чем не говорит). Убит два дня назад в снятом им 'летнем домике'.
И никогда бы не приплели достославное Третье управление к делу покойного профессора, если бы не та область, в которой специализировался действительный член Санкт-Петербургской Императорской Академии наук.
Николай фон Садовиц был химиком и занимался комплексными соединениями рутения. Разумеется, он не был инженером или технологом – его интересовала чистой воды лабораторная наука. Промышленное применение он оставлял ассистентам и ученикам, недвусмысленно намекая, что все это – работа для подмастерьев, а истинные таланты не должны утруждать себя низменными соображениями практической пользы, хотя, безусловно, признавал, что его исследования с какой-то стороны даже являются государственно важными. Еще бы не признать!
Вот поэтому-то меня, только что вернувшегося из Дальнего, где я помогал местной полиции и жандармерии ловить фанатиков-ризалистов из Группы освобождения Филиппин, прежде чем те сумеют привести в действие свои безумные угрозы, отправили, не успел я продышаться, в Ригу – наблюдать за ходом следствия по делу фон Садовица, к вящей радости местных полицейских.
Чебуреки кончились удивительно быстро, и все же хвостик последнего изрядно поостыл – в здании вокзала было прохладно. Вытерев пальцы салфеткой, я подошел к кабинке элефона и затребовал прогноз погоды. В Риге было чуть теплее, но обещали 'кратковременный' дождь.
Посмотрев на часы, я сообразил, что до моего поезда осталось десять минут – как-то удивительно быстро пробежало время. Я только-только успел купить билет у улыбчивой польки в кассе и вскочить в уютный вагон, как зашипели тормоза и протяжный гудок возвестил об отправлении.
Народу в поезде было немного. По большей части ехали со мной торговые агенты. Если Рига была крупным портом, то Двинск наравне с Режицей – железнодорожным узлом, через который проходило немало товаров, идущих в центральные губернии России и Малороссию, и еще больше – в обратном направлении. Чтобы регулировать этот пестрый поток, требовалось немало народу. Почти исключительно торговлей жили Рига, Либава, Ревель да и прочие поселения в этом обделенном природой краю.
Я нашел свободный ряд, устроился в самой его середине и достал из чемодана папку.
Рутений... До вчерашнего дня я и не слышал о таком металле. Не говоря уже о его промышленном значении. Да, судя по осторожным формулировкам подготовленной для меня оперативной сводки, и применялся он нечасто. Самый нестойкий, самый капризный и не самый полезный из платиновых металлов. Все, на что он способен, может выполнять и платина, которая не в пример дешевле. Как мне показалось, основной областью его применения было изготовление памятных медалей академии и Императорского общества содействия наукам. А вот как от него избавиться... Огромные количества лучеактивного рутения рождаются в ядерных топках. Они тормозят цепную реакцию и при вторичной переработке урана и плутона становятся сущим бедствием. Я не химик и деталей процесса не вполне уяснил, зато понял, почему труды профессора фон Задница – тьфу, фон Садовица – становились объектом пристального внимания Третьего управления и военного министерства.
Конечно, скорее всего мы имеем дело с обычной уголовщиной. Убийство при совершении ограбления. Да и примерное поведение профессора не означает совершенно ничего – убить его мог, скажем, муж любовницы. Или любовница. Или, не приведи господи, любовник. Девять шансов из десяти. И все же... Кому может быть выгодна смерть химика? Англичанам? Нет, они, слава богу, удовлетворены тем, что сидят на обломках своей великой империи. Немцам, которые в области ядерной техники зависят от англичан? А кому тогда? Гоминьдановцам? Американцам?
Очень может быть. И у тех, и у других хватит наглости. Только если китайцы откровенно стремятся ослабить Россию, то у американцев правая рука не знает, что творит левая. Президент Форд может говорить много красивых слов с самыми добрыми, намерениями, но от тех горе-вояк, что едва не развязали войну четыре года назад, ему никуда не деться.
За окном мелькали ухоженные хутора, поля уже сжатой ржи, ровные ряды капустных кочанов от дороги до горизонта... Здешние жители умели брать все, что возможно, от тощей песчанистой земли, где прежде снимали урожаи валунами на строительство замков. Поезд набирал ход. До конечной станции два с половиной часа с двумя остановками.
Я решительно сложил бумаги обратно в папку, откинулся в кресле и попытался расслабиться. Приеду в Ригу, и все станет ясно.

Федеральная территория Аляска,
14 марта 1975 года, пятница.
Сергей Щербаков

Винтокрыл закладывает крутой вираж, заходя к бухте со стороны гор.
– Приготовиться! С богом!
В иллюминаторах виднеются редкие городские огни. Наплывают, накатываются, и кажется, что под гондолой не горняцкий поселок, притулившийся рядом с базой пограничников, а по меньшей мере столица небольшого государства. Брюссель какой-нибудь.
А вот и база. Катера и сторожевики у пирса, темные казармы. Скорее всего база полупуста – всех выгнали охранять морской рубеж. Тем лучше.
Винтокрыл разворачивается еще раз, устремляясь к земле по крутой спирали, и выравнивается так неожиданно, что десантников кидает друг на друга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27