И еще экспликатор был уверен, что потерпит неудачу. Но до уничтожения пленника надо было воспользоваться любым шансом получить как можно больше информации, и Риггенсен, возможно, был последней надеждой Ордо Маллеус расколоть Валинова.
— Открывайте, — скомандовал Риггенсен.
Передняя стена комнаты наблюдения медленно отошла в сторону, и Риггенсен вошел в камеру. Под ногами блестели пласты засохшей и почерневшей крови, воздух пропах застарелым потом.
Валинов поднял голову. Инквизитор-отступник был лишен еды и сна, но словно из гордости не допускал, чтобы его здоровье пошатнулось.
— Экспликатор? Значит, вы совсем отчаялись. А я гадал, сколько это займет времени.
— Этого можно было бы избежать, инквизитор, — сказал Риггенсен.
— Не стоит. Пусть все идет своим чередом. Вы делаете все возможное, чтобы выкачать из меня как можно больше, а потом убить. Так что, приступай — и давай скорее покончим с этим.
Риггенсен протянул руку к самому лицу Валинова и сконцентрировал энергию, чтобы направить поток в мозг пленника.
Валинов сопротивлялся, и его противодействие оказалось сильным. В голове этого человека Риггенсен видел целые поля ненависти и бушующий шторм высокомерия. Валинов опирался на те же убеждения, что и любой другой инквизитор, — на абсолютную веру, которую невозможно поколебать. Но вера Валинова принадлежала тьме. Он весь провонял Хаосом. В немногих участках памяти, куда изменивший Инквизиции Валинов допустил экспликатора, звучали запрещенные имена богов.
Валинов издевался над ним. Риггенсену еще никогда не приходилось сталкиваться с такой силой мысли. Валинов не мог скрыть измены, но мог произвольно выбирать детали и позволять Риггенсену вытаскивать их на поверхность. Он и не думал сдаваться. Алмазный щит силы воли закрывал все. О том, что Валинов мог быть псайкером, не существовало никаких свидетельств, только его решимость казалась нечеловеческой.
Внезапно Валинов нанес ответный удар. Встречный поток энергии мысли был так силен, что отшвырнул Риггенсена через всю камеру и бросил обратно в комнату наблюдения. Экспликатор свалился на пол и сбил двух дознавателей. Сервиторы с сердитым урчанием направили ружья и на Риггенсена, и на Валинова.
Риггенсен успел отгородиться от атаки Валинова, прежде чем та лишила бы его сознания. Он поднялся на ноги и увидел разгромленную комнату наблюдения с искрящимися от перегрузки приборами.
— Прекратить! — крикнул один из дознавателей и протянул палец к кнопке включения оберегов во всей камере.
— Нет! — воскликнул Риггенсен, схватив его за руку.
Валинов поднялся на ноги и медленно прошелся по камере.
— Я убил миллионы вредителей по одному только знаку вашей Инквизиции, а они посылают ко мне мальчишку. — Он презрительно фыркнул. — Этот разум никогда не расколется, неужели вы не видите? Мне уже нечего бояться.
Риггенсен послал в мозг Валинова раскаленный добела луч и увидел, как тот вырвался из комнаты наблюдения и вонзился в лоб узнику. Валинов конвульсивно вздрогнул: части мозга, отвечающие за контроль над мыслями, испытали колоссальную перегрузку. Но луч разбился о стержень решимости пленника.
Мысли Риггенсена растеклись по разуму Валинова, но обнаружили только кипящие озера ненависти. В ответ Валинов бросил безмолвные оскорбления. Он называл экспликатора слабаком. Ничтожеством. Неудачником. Ребенком. Пустышкой.
Тогда Риггенсен послал в мозг Валинова молитву. Слова, которые могли исторгнуть слезы у демонов, омывали бушующий шторм ненависти. Валинов вцепился в копье психического зонда Риггенсена, и они схлестнулись. Сила воли Валинова противостояла психической мощи Риггенсена. Валинов, стоя на коленях, усмехался стиснутыми зубами. В углах его рта показалась кровь, но мысль осталась незатронутой.
— Показатели жизнедеятельности неустойчивы, — раздался голос дознавателя где-то на самом краю сознания Риггенсена.
Экспликатор слышал тревожные сигналы прибора, говорившие о том, что у Валинова слабеет сердечная и дыхательная деятельность. Но Валинов продолжал бороться.
Яркие вспышки боли осветили мысленное поле битвы, когда тело Валинова подошло к пределу возможностей. Риггенсен ощущал сердце Валинова — оно билось неровно и слишком часто — и агонизирующие рывки легких, пытающихся вобрать воздух.
Риггенсен, прихрамывая, вошел в камеру. Сопротивление Валинова было подобно порыву сильного ветра. Валинов метнул в него молнию беспредельной злобы, и Риггенсена отбросило к стене камеры. Он отскочил от нее и ударился о противоположную стену. Риггенсен продолжал удерживать мысль Валинова, цеплялся за нее, а сильнейшая психическая воля, с которой ему не приходилось сталкиваться, подобно дикому зверю, рвала его на части.
— Показатели на критическом уровне! Зовите команду апотекариона! — закричал кто-то.
Риггенсен не слушал. Все, что он презирал, смотрело ему в лицо огромными горящими глазами ненависти. Разложение. Предательство. Капитуляция перед извечным Врагом. Валинов был полон ненависти, но и Риггенсен тоже.
Риггенсен призвал последние капли своей силы воли и мысленным кулаком обхватил алмаз в сердце разума Валинова. В глазах его помутилось, но Риггенсен напряг волю сверх всех своих возможностей и попытался сокрушить алмаз.
Струпья высохшей крови слетали со стен. Вслед за ними стали осыпаться белые плитки облицовки, взрываясь на полу снежными вихрями. Сервиторы гудели клаксонами, требуя приказа стрелять. Приборы, регистрирующие показатели, пронзительно выли, предвещая скорую смерть Валинова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115