— Этот… предмет, — начала Лигейя, не желая присваивать название отталкивающей скульптуре, — состоит из твердой древесины, не характерной для Виктрикс Соноры. Вероятно, он был изготовлен за пределами этого мира и привезен культистами, что говорит о его большом ритуальном значении.
Инквизитор помолчала. Половина из множества глаз статуи уставилась на нее своими жесткими деревянными зрачками, а остальные осматривали комнату, словно в поисках выхода.
— Текст, отпечатанный на регистраторе культистов, вкупе с очевидными еретическими резными изображениями, дает возможность заключить, что скульптура представляет собой изображение одного из тысячи лиц Гаргатулота.
Лигейя несколько минут молча рассматривала скульптуру. Затем она неохотно открыла канал психического восприятия и ощутила океаны информации, заключенной в резной фигуре. Возможно, слишком обширные для того, чтобы охватить их сознанием.
Во рту Лигейи появился металлический привкус. Где-то очень далеко она услышала смех… а может, рыдания?
Прозвучало какое-то имя, но очень слабо и слишком далеко, чтобы его понять. Инквизитор напрягла слух и погрузилась глубже. Глаза скульптуры стали окнами в абсолютную Галактику, произведение архитектуры Хаоса. Ухмыляющийся рот произносил бесконечное заклинание, которое переделывает Вселенную по воле Повелителя Перемен. Структура волокон дерева превратилась в извилистый поток судьбы, обвивающий все вокруг, подталкивающий к неизбежному концу — к окончательному Хаосу, к полноте Перемен, к бесконечному могуществу и непреходящему ужасу, глашатаем которых был Гаргатулот.
Лигейя видела Галактику, переполненную властью Перемен. Она видела, как плачут и умирают звезды. Она видела миры, разлетавшиеся хрустальными осколками ненависти. Она видела, как Галактика раскручивается и выбрасывает все свои создания в небытие, в глотку распорядителя Хаоса — господина Гаргатулота, Повелителя Перемен, бога Тзинча…
Лигейя успела вовремя прервать свои мысли. Она стояла на коленях, задыхалась и была покрыта испариной. Пряди заботливо уложенных волос свесились на лицо. Лигейя дрожащей рукой поправила прическу.
В углу комнаты культист смерти, Тайци, едва заметно склонил набок голову. Немой вопрос стражника был совершенно ясен: «Нужна помощь? Вызвать медиков?»
Лигейя покачала головой, с трудом поднялась на ноги и оперлась о стол, где стояли несколько хрустальных бокалов и графин сладкого выдержанного амасека. Она налила себе изрядную порцию и выпила залпом. Лигейя знала, что это не поможет, но мозг уверил ее в обратном — напряжение немного уменьшилось, картины впавшей в безумие Галактики слегка потускнели.
— Этот… предмет, — продолжила она диктовать, — находится теперь под абсолютным карантином. Доступ к нему разрешен только мне. Если меня не станет, доступ можно будет получить только с разрешения Конклава Верховных Лордов Ордо Маллеус.
Лигейя открыла ящик стола и вынула из плоского деревянного футляра хирургический скальпель. Она аккуратно срезала со скульптуры тонкую стружку и положила ее во флакон для образцов.
— Образец материала этого предмета будет исследован под моим руководством, как только это представится возможным.
Лигейя налила себе новую порцию амасека и, кажется, успокоилась. Если ей нужно было доказательство, оно здесь. Лишь она одна может его видеть: ее дар встречался чрезвычайно редко, Лигейя никогда не слышала об инквизиторе с подобными способностями. Это ее огорчало. Возможно, со временем она получит доказательства, не зависящие от ее умения извлекать информацию из любого предмета. Но для Лигейи и этого было достаточно.
Перед ее мысленным взором до сих пор маячил образ Гаргатулота на фоне звезд и бесконечного океана бурлящих Перемен. Более слабый ум, не тренированный под строгим руководством дознавателей и надзором лордов-инквизиторов, не выдержал бы этого испытания. А если это безумие вырвется из варпа в реальное пространство, устоит ли против него людской разум?
Наконец-то Аларик был чист. Двенадцать часов молитв об избавлении от разложения, к которому он был так близко, очистили душу от нацеленного на нее колдовства. Кожу покалывало после ритуальной дезинфекции; доспехи сияли от церемониального омовения в слабом растворе кислоты с ладаном. Даже «Рубикон» во время ритуалов, обязательных после битвы, стал тихим, словно задумчивым. Боевые братья пытались осознать пережитое, не допуская в свою душу и намека на соблазн.
Аларику и раньше приходилось видеть ужасные вещи: с кровоточащего алого неба над Солигором IV он смотрел на легионы бога вожделения, марширующие по Алазону. Все это не могло пройти бесследно, но обряды очищения Серых Рыцарей и молитвы смывали следы. Других воинов подобные испытания могли лишить рассудка, но Серые Рыцари после очищения становились только сильнее.
В скудном освещении кельи Аларик прочел несколько страниц из своего экземпляра «Истребления демонов». В заключительной молитве душа, защищенная верой, сравнивалась с планетой, окруженной атмосферой, или с одетым в доспехи воином. Вера — это щит, символ правоты; она жизненно необходима солдатам Императора. Эти слова Аларик читал тысячу раз, и всегда, как и сейчас, они приносили успокоение. Он не один. Если бы Император не наблюдал за ними, вера была бы бессмысленной, но душа Аларика оставалась невредимой — значит, щит веры уберег ее от разложения. Значит, око Императора неусыпно следит за Серыми Рыцарями.
В безграничной, холодной и враждебной Вселенной, где будущее многих триллионов людей висит на тончайшей из нитей, где щупальца Хаоса проникают повсюду, только Император может указать правильный путь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115