.. Она говорит, ей туда нельзя. Кому же
тогда можно, возражаю, забыв, что говорю с ненормальной. Она зовет своих -
Шурик, Жучка... Я вздрагиваю, слыша эти имена. Зверей нужно называть по имени,
разговаривать с ними, как, впрочем, и с людьми, иначе они дичают, что было бы
неплохо и естественно среди нормальных зверей, но не среди нас. Я тоже дикий, но
помню кое-какие правила, иногда полезные, чаще унизительные или смешные.
Печально видеть, как мало возможностей развивается в мире, где главные силы
озабочены выживанием...
Ее голос возвращается, и лицо, я снова слышу... Она говорит про собачку, которую
ищу. Ее убили милиционеры. Молодые парни, я знаю их лица. Как, должно быть,
весело и забавно было им - стрелять... Вот тебе раз, спаслась и тут же
споткнулась. Стоит раз поскользнуться, на тебя обязательно упадет еще! Точно
также у меня и у всех наших. Это, конечно, неспроста...
Но среди плохого всегда есть хорошее. Я убедился, что тигровый драчлив и смел,
борется с кошками за еду. Налил всем молока в большую миску, а он, растолкав
двух котов, пролез вперед. Я незаметно наклонял миску в его сторону, чтобы ему
больше перепало... Я старался не думать, не чувствовать, быть деревом с толстой
корой, иначе покачусь в темноту... Мы живем среди плесени, она называет себя
мыслящей, а сама истребляет все другие формы жизни. Она ненасытна, и некому ее
остановить, разве что обожрется и сдохнет... И мне тяжело, что я ее частица. Мне
хочется, чтобы земля отдохнула от нас. Жили бы себе коты, другие звери...
63. Минус тринадцать, режет щеки...
Сегодня утром застал разгром - у мусоропровода хозяйничает та самая собачья
троица: тонкая сучка, она даже пыталась рычать на меня, большой рыжий Полкаша с
отвислыми щеками и третий, самый опасный, сосредоточенный, угрюмый и быстрый, с
широкой грудью, поджарым задом, мускулистыми неутомимыми ногами... Я постоял,
давая им возможность ухватить еще по куску, потом вполголоса сказал -"Валите
отсюда, ребята..." Быстрей всех меня поняла сучка, рыкнула и поскакала по
глубокому снегу в сторону оврага. За ней, чуть помедлив, серый овчар, только
покосился на меня, но его взгляд сказал многое, такие не забывают. А Полкан явно
напрашивается на дружбу, стоит, застенчиво подставляя шею, только хвостом не
виляет. Бродячие не виляют, это нравится мне. "Приходи, если будет совсем туго,
а пока иди, иди..." Он, добродушно оглядев меня, побежал за теми двумя.
Только тогда я увидел Клауса, он стоял на карнизе первого этажа и наблюдал за
событиями. "Иди сюда!" "Зачем, если ты домой?" Умница, толстяк. Я наверх, и он
наверх, только другим путем.
Потом спустился в подвал, в первой комнате никого, дальше совсем темно. Кто-то
мохнатый и теплый коснулся ноги. Я опустил руку - Макс, только у него такие
клочья. По дороге присоединились к нам голубой друг Костик и Алиса, а дома ждала
Люська. Хрюши нет уже два дня. Я чувствую, где он, и редко ошибаюсь. Надо идти
через овраг, к восьмому.
По дороге все время зову - "Макс-с-с-с-ик..." это имя легче выкрикивать, а
откликаются на него даже те, кто знает свое, например, Клаус. Может, они думают,
что так зовут меня?.. На той стороне десяток собак празднуют встречу, а в овраге
тихо... И вдруг знакомый клич, жалоба, объяснение - "Не мог пройти - собаки..."
Я беру его на руки, он теплый, крепенький, хвостик нервный... Ему получше, из
глаза не течет! Хочет идти сам, то забегает вперед, непрерывно разговаривая, то
бежит сбоку, не забывая поглядывать по сторонам... Пришли совсем с другим
настроением, и даже вермишель в прокисшем бульоне показалась очень вкусной. А
Стива искать бесполезно. Может быть, полеживая у камина, лениво потянувшись,
подумает - а не навестить ли мне этих чудаков... И придет.
64. Понедельник, ветер в левую щеку...
Это значит - юго-западный, к переменам, то ли оттепель, то ли тридцать... В
девятом подвале тихо и тепло. Навстречу выбегает друг тигровый, чуть не отхватил
полпальца с куском студня, он не пропадает. У нас в подвале хуже, опять нет
Стива... Все тот же кислый супчик да каша с обломками минтая. Клаус, как
старшой, выбрал кашу, Хрюше достался суп, он смолчал, наелся и ушел спать к
батарее. Макс в плохом настроении, с одной стороны Серый допекает, с другой - не
принимает всерьез котовское общество, хотя он силен, мохнат и мороз ему нипочем.
Вот они с Костиком и утешаются, играют в голубых ребят, тренируются перед
взрослой жизнью. Макс встряхнулся, и на балкон, Костик за ним; я запираю за ними
дверь.
Вчера видел Антона, знакомого, которого укусил мой давно умерший пес. Не думал,
что пес выживет, настолько этот Антон ядовит. Он бежал как тень собственного
пуделя - горбиком спина, попонка, тонкие ноги в старомодных "прощай
молодость"... Я шел со своими, представляете, толпа котов... и он, похоже,
ухмыльнулся, на синеватой морде промелькнуло что-то человеческое. Вполне
возможно, ведь Антон по происхождению человек, а не кот. Я определяю
принадлежность к людям по каким-то еле уловимым, но важным штрихам, внешние
различия все меньше для меня значат.
Люська на батарее, дрыгает ножками, рядом бодрая старушка с желтоватой гривкой,
ее мать... Когда я шел сюда, то видел, как желтые и коричневые, хранители тепла,
пробиваются сквозь снег, чтобы поспорить с фиолетовым, которым еще хвалится
небо... Жизнь - дело спасения тепла от всемогущего рассеяния, так говорит наука,
искусство, и сама жизнь. Мы спасаем тепло, значит, красное и желтое... Я думаю о
мире, в котором нет людей. Смерти не желаю, но был бы рад золотому увяданию в
покое и тишине. Чтобы наш род угас, безболезненно и постепенно, а звери остались
бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48