То есть я его вещь. Как стол. Как камин с дровами. Как телевизор. Как ложка какая-нибудь!
Подозреваю, что примерно так же относился бы и к женщине. Да, наверно, и большинство мужчин таковы: «Я дарил ей цветы, покупал дорогие подарки, возил на экзотические курорты и открыл ей привилегированный счет на пятьдесят тысяч долларов. Поэтому она принадлежит мне и никому другому». И намерение освободиться из этой золотой клетки воспринимается как попытка грабежа, как кража со взломом. Отсюда и реакция совершенно дикая: «Караул, грабят!»
Уверена, мужчины ведут себя точно так же, если даже нет ни курортов, ни подарков, ни счета в банке, а есть одно сплошное иждивенчество и пропивание нищенской зарплаты, за которую горбатятся их несчастные жены, уже давно потерявшие не только товарный вид, но и человеческий облик. Как же, блин! Они мужчины, самцы! Венцы, блин, творения!
Но у меня-то гораздо меньше прав на свободу и независимость, чем у любой самой зачуханной женщины. Ее охраняет закон, поэтому ее нельзя убить в порыве приступа собственнической паранойи. Нет, конечно, случается и такое, но за это полагается уголовное наказание.
А вот меня убить можно. Максимум, что за этим последует, так это недоумение окружающих: совсем мужик спятил, лимон баксов топором порубил!
Я даже более бесправна, чем некоторые неодушевленные вещи. Скажем, купит Максим памятник архитектуры, который охраняется государством, и втемяшится ему в голову его разрушить. Допустим, допьется до белой горячки, заложит под четыре угла динамит и нажмет на кнопку — вот и нет архитектурного шедевра. Но потом его посадят. Или могут посадить, поскольку велика вероятность того, что он откупится.
А под меня можно закладывать динамит без всяких опасений и без всяких отмазок.
Даже картину Рембрандта, купленную на аукционе Сотбис, нельзя уничтожить. Потому-то ее, кстати, и не дадут вывезти из Англии. Здесь-то, в России, с полотном можно что угодно сотворить. Но там за такие шуточки придется отсидеть.
То есть нельзя уничтожать многое из того, что тебе принадлежит легально.
Зато с нелегальной собственностью можно делать все, что угодно. Например, можно расправиться со шлюхой, которую тайно, без документов, вывезли в таиландский публичный дом.
Так что я ничем не отличаюсь от подпольной шлюхи!
Вот это-то и унизительно…
Так, стоп. Я, кажется, поняла.
У меня есть цель.
Эта цель — свобода.
Глава 4
Двойная бездна
В последнее время Максим начал всерьез задумываться о смысле жизни. И, оборачиваясь назад, с горечью констатировал: в его прошлом никакого смысла не было. Все прожитые годы были заполнены лишь чисто механической целеустремленностью, так сказать, слепой прытью машины.
И карабкание по горкомовской служебной лестнице, которое сопровождалось унизительным вылизыванием башмаков вышестоящих «товарищей». И ухаживание за первой женой, которая с первых же встреч ценила в нем не его истинную сущность, то есть все то хорошее, что в нем было, а циничную фальшь, принимая именно ее за сущность. Эта женщина, имея в своем организме некий атавистический орган, нежным звоном отзывавшийся на всевозможные производные от слова «коммунизм», буквально млела, когда Максим говорил: «на пленуме обсуждался вопрос о…», «бюро приняло решение по поводу…», «повестка дня предполагала создание кворума…», «проект циркуляра пришлось долго приводить к…».
И Максим старался, Максим пыжился, Максим надувал щеки, чтобы нравиться этой человекомашине, допотопной, как арифмометр «Феликс». Зачем он это делал? Конечно, Ирина — так звали первое несчастье Максима — была дивно хороша собой. Но ведь этого недостаточно! И лишь сейчас он признался себе в том, что это была своего рода компенсация той циничной фальши, которой был пропитан их горком, как и тысячи других горкомов, словно зловонная солдатская портянка, которую приходится использовать в качестве салфетки. То есть его работа в горкоме была хороша по содержанию (естественно, материальному) и отвратительна по форме. А Ирина, напротив, хороша по форме, но уродлива по содержанию. Нет, создание такой семьи Максим никак не мог признать осмысленным актом.
Как, впрочем, и создание второй семьи. Конечно, брачный союз циника и непроходимой дуры — не лучшее сочетание. Но когда в одном доме сходятся два циника, это уже равносильно пожару. А вторая жена Максима по части цинизма давала ему сто очков вперед, и эта гремучая смесь могла иметь для одного из них самые печальные последствия. То есть в какую-нибудь минуту роковую, когда на карту поставлена, скажем, покупка «Порша» последней модели, она запросто могла продать мужа трансплантаторам на внутренние органы.
Что же касается бизнеса, этой безумной гонки за мифическими нулями на банковском счету, то это занятие признать осмысленным можно лишь после того, как уверуешь в необходимость тотальной ядерной войны.
Это было коллекционированием именно нулей, абсолютно пустых, надутых кондиционированным офисным воздухом, и не более того.
Мог ли Максим тогда, горячечно зарабатывая огромные деньги, тратить их с удовольствием? Мог ли он ощутить вкус изысканной пищи, сидя в шикарном ресторане и орудуя мобильником с гораздо большим энтузиазмом, чем вилкой и ложкой? Мог ли почувствовать характер автомобиля, насладиться его неукротимой динамикой, если его возил шофер? И так далее, и тому подобное. Куда ни кинь, всюду выходит глупая никчемная суета. Этак можно поверить в то, что богатство спасет мир!
Так думал Максим, мрачно «читая жизнь свою». Правда, не все в его трагических умозаключениях укладывалось в безупречную логическую схему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67