Джейн вместе с ребенком надело на руль "мустанга".
Мне позвонили, а я весело прокричал: "Алло!". Тогда мне и сообщили,
что Джейн мертва, и всему пришел конец.
Это ради Джейн меньше года назад я бросил место в "Мидвестерн Кемикал
Билдинг" и переехал в Грейнитхед. Джейн желала покоя. Она тосковала по
покою, деревенской жизни в старинном окружении. Она тосковала по детям и
по Рождеству в кругу семьи, по тому спокойному счастью из песенок Бинга
Кросби, о котором давно забыли современные обитатели больших городов
Америки. Я протестовал, объясняя, что я - на пороге карьеры, что я
нуждаюсь в признании, деньгах, сауне и дверях гаража, открывающихся на мой
голос. А она сказала на это:
- Ты, наверно, шутишь, Джон. Зачем тебе обременять себя всем этим?
И поцеловала меня в лоб. Однако после переезда в Грейнитхед мне
показалось, что у нас теперь больше вещей - часов, столиков,
кресел-качалок - чем я мог бы себе представить в самых смелых мечтах, даже
больше, чем считал необходимым. Более того, в глубине души я паниковал при
мысли, что я не заработаю в этом году больше денег, чем в прошлом.
Когда я просил об отставке, на меня смотрели так, будто я заявил, что
являюсь педерастом. Президент прочитал мое заявление, потом прочитал
снова, затем осмотрел его со всех сторон, чтобы окончательно убедиться в
его существовании. Потом сказал:
- Джон, я принимаю твою отставку, но позволю себе привести цитату из
Горация: "Изменяются небеса, но не души, плывущие через океан".
- Да, мистер Кендрик, - бесцветно ответил я. Я поехал в снятый нами
домик в Фергюсоне и выдул целую бутылку "Шивас Регал", прежде чем
вернулась Джейн.
- Ты уволился, - заявила она, нагруженная покупками, которых мы уже
не могли себе позволить.
- Я дома и я пьян - значит, я сделал это, - ответил я.
Через шесть недель мы уже переехали в Грейнитхед, в получасе езды от
родителей Джейн. А когда пришло лето, мы купили дом у Аллеи Квакеров, на
северо-западном берегу полуострова Грейнитхед. Предыдущий хозяин был по
горло сыт ветром, как сказал нам посредник из бюро по торговле
недвижимостью: с него было довольно морозных зим и обилия моллюсков, и он
переехал на юг, снял жилье в Форт-Лодердейле.
Еще две недели спустя, когда в доме все еще царил хаос, а мой
банковский счет стал еще более жалким, мы сняли лавку в самом центре
старой деревушки Грейнитхед. Большие окна фасада выходили на площадь, где
в 1691 году повесили за ноги и сожгли единственную грейнитхедскую ведьму и
где в 1775 году британские солдаты застрелили трех рыбаков из
Массачусетса. Мы назвали нашу лавку "Морские сувениры" (хотя мать Джейн в
качестве альтернативного названия предложила "Лом и рухлядь") и открыли ее
с гордостью, истратив перед этим море темно-зеленой краски. Я не был до
конца убежден, что мы заработаем на жизнь, продавая якоря, корабельные
орудия и мачты, но Джейн рассмеялась и сказала, что все обожают морские
сувениры, особенно люди, которые никогда не плавали, и что мы будем
богаты.
Ну что ж, богачами мы не стали, но зарабатывали достаточно, чтобы
хватало на суп из моллюсков и красное вино, а также на поленья для камина.
Джейн ничего больше и не было нужно. Конечно, она хотела детей, но не
прямо сейчас, вот так сразу, а тогда, когда они сами естественным образом
появятся на свет.
За короткие месяцы нашей с Джейн жизни и работы в Грейнитхед я сделал
несколько важных для себя открытий. Прежде всего, я открыл, что любовь
действительно существует, и твердо убедился в том, что до сих пор я не
понимал и не знал этого.
Я открыл, что могут означать верность и взаимное уважение. Научился я
и терпимости. В то время отец Джейн относился ко мне как к какому-то
безымянному мелкому клерку, которого он вынужден развлекать на
торжественном приеме, и время от времени, хоть и с явной неохотой, угощал
меня рюмочкой домашнего бренди еще 1926 года изготовления, а мать Джейн
буквально содрогалась, когда я входил в комнату, и кривилась, едва я,
забывшись, переходил на выразительный сент-луисский говор. Относилась же
она ко мне с ледяной вежливостью, что было намного хуже, чем откровенная
враждебность. Она прилагала все возможные усилия, чтобы только со мной не
разговаривать. Например, она спрашивала у Джейн: "Будет ли твой муж пить
чай?", хотя я сидел тут же, рядом. Но Джейн с загоревшимися глазами
отвечала:
- Не знаю. Сама спроси. Я же не ясновидящая.
Причина была проста: я не учился в Гарварде, я жил не в Хьюниспорте,
даже не в Бек-Бей, к тому же я даже не относился ни к какому загородному
клубу. Когда Джейн еще была жива, они имели ко мне претензии, что я
испортил жизнь их ребенку, а когда она погибла, обвиняли меня, что я ее
убил. Они не винили водителя грузовика, который должен был уступить
дорогу, не винили механика, не проверившего тормоза. Они винили только
меня.
Как будто, прости меня, Боже, я сам себя не винил.
- Я уладил все денежные вопросы, - сказал мистер Бедфорд. - Я
заполнил форму номер 1040 и потребовал возмещения расходов на врачебную
помощь в госпитале, хотя было очевидно, что это бессмысленно. С этих
пор... гм... я буду передавать твои счета мистеру Роснеру, если ты ничего
не имеешь против.
Я кивнул. Естественно, Бедфорды желали как можно скорее избавиться от
меня, но, конечно же, так, чтобы это не выглядело излишней поспешностью
или отсутствием хороших манер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128