— Вы готовы? — спросил Квот, спокойно глядя мне в глаза.
Я не собирался показаться малодушным и изобразил на лице подобие улыбки, и вот тогда профессор протянул руку к дверной ручке.
Резким движением он толкнул дверь внутрь. Дверь послушно открылась, с такой легкостью, что могло показаться, будто кто-то внутри башни пригласил нас войти.
Первое, что поразило, — страшная жара. Она дохнула нам в лицо через открытую дверь, сухая и знойная, как ветер в пустыне. Подобное я испытывал лишь однажды: в Неваде, в полдень, когда топчешь ногами свою собственную тень. Здесь было не меньше ста десяти градусов.
Ho не жара повергла нас в ужас. Щуря глаза от духоты, мы увидели мисс Джонсон в ее серебряном парике и цветастом рыжем платье, стоящую в центре на широко расставленных ногах и с поднятыми руками. В одной руке тускло поблескивала старая сабля, в другой она держала дымящийся пучок травы. Комната была заполнена едким дымом. Ее воздетое кверху лицо имело волчье выражение. Напротив нее стоял распечатанный кувшин джинна. Теперь он был высокий, по пояс мне, и его картинки казались ярче тех что я помнил в детстве, они будто ожили. Из открытого горлышка на невозможно тонкой струйке дыма, как на стебельке, сидела голова Макса Грейвса, глядя на мисс Джонсон. Эта голова и издавала те шепчущие звуки.
— Господи Боже мой! — произнес профессор Кволт.
В тот момент мисс Джонсон поняла, что мы вошли в башню, хотя все еще находилась в глубоком гипнотическом трансе. Ее глаза сверкали гневным огнем, она указала саблей на нас и закричала:
— Пришельцы! Неверные! Пришельцы!
Я чувствовал, что сердце мое выскакивает из груди, когда голова Макса Грейвса повернулась на своей тонкой змеиной шее и посмотрела на нас. Глаза были яркими и блестящими, губы трепетали в подобии улыбки. Лицо было таким знакомым и вместе с тем столь чужим, что силы покинули меня и страх сковал мышцы.
Голова заговорила, и голос звучал глухо и натянуто. Тот жe самый странный диалект. Сказав несколько фраз, голова снова отвернулась.
— Что он сказал? — крикнул я профессору Кволту.
Кволт стоял на месте, напряженный и взволнованный.
— Он сказал что-то вроде того, что мы очень уж неожиданно нагрянули, но что мы слишком слабы, чтобы повредить ему, -перевел он, не поворачиваясь ко мне. Он приглашает нас в свидетели своего воскрешения и обещает отплатить нам, когда все закончится. Остального я не уловил.
— А это все, что там есть, только шея и голова?
Профессор покачал головой:
— Нет, все еще в кyвшине. Снаружи лишь маленькая его часть. Анна?
— Слушаю вас, профессор.
— Есть у тебя какая-нибудь идея?
Анна с бледным лицом и трясущимися руками чуть слышно произнесла:
— Сейчас мы ничего не сделаем. Он защищен силой ночных часов. До тех пор, пока джинн полностью не выйдет из кувшина, он абсолютно неуязвим.
— Это верно, — прошептал Макс Грейвс. — Только когда энергия звезд обеспечит полный цикл превращения джинна в форму хозяина, джинн выйдет из-под ее опеки. Но даже, тогда…
— Что даже тогда? — спросил я.
— Даже тогда нам предстоит столкнуться с самым сильным и могущественным джинном, какого когда-либо видел свет, пришельцем из мира древнего арабского волшебства.
— Я подойду, — сказал профессор Кволт. — Хочу посмотреть поближе.
— В таком случае, — еле выговорил я, так как во рту у меня пересохло, — Я пойду вместе с вами.
— Нет, нельзя, Гарри.
— И что же мне делать? — спросил я его. — Стоять у двери и смотреть, как вы суете голову в петлю?
Профессор обернулся и посмотрел на Анну.,
— Жди здесь, — сказал он Анне. — Если увидишь, что дела плохи, закрывай дверь и убегай что есть силы.
Заслонив лицо руками от жары, мы вошли в башню. Мы старались держаться подальше от кувшина и потому двигались вплотную к стене. Стояла страшная жара. Но кроме жары в воздухе ощущалось что-то еще.
Я чувствовал изнеможение во всем теле, возникло ощущение, что все вокруг — мираж. Это было жуткое, неестественное чувство. Когда я посмотрел на свои ноги, они показались мне не моими — маленькие, короткие и чужие, такое впечатление создается, когда опускаешь палочку в стакан с водой.
А мисс Джонсон, стоя сбоку от злосчастного кувшина, продолжала свои заклинания. Голова Макса Грейвса кивала и покачивалась в такт песням, время от времени обращая к нам приветственный взгляд своих неестественно ярких глаз.
Профессор закричал мне в ухо:
— Надо спеть сорок песен и произнести сорок заклинаний! Каждая из них соответствует одной из сорока ипостасей джинна. То, что она поет сейчас, — это Песня Испепеляющего Духa Пустыни.
— Господи, — только и смог я сказать.
— У меня есть идея, — сказал профессор Кволт. — Даже если это не сможет уничтожить джинна, то даст нам небольшой выигрыш по времени.
— То есть мы можем ускорить процесс? Разбить кувшин, например?
— Это к хорошему не приведет. Но почему бы нам не схватить мисс Джонсон? Если она не успеет спеть все сорок песен, джинн не сможет покинуть кувшин.
Я попытался похлопать веками, чтобы хоть немного смочить свои измученные глаза. Жара становилась все нестерпимее, Я расстегнул ворот рубашки шире и вытер лоб тыльной стороной ладони.
— А как насчет силы звезд? Ведь ночные часы все еще помогают джинну? Мне кажется, рано или поздно он все равно найдет способ выбраться из кувшина, скажем, при содействии своих помощников-привидений, и тогда он будет в два раза злее, чем сейчас. Надо придумать что-то сейчас, иначе будет поздно!
— Но у нас в конце концов появится время.
Я кашлянул.
— Хорошо, наверное, лучше вашей идеи нам сейчас не придумать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50