Из уст незнакомки это слово прозвучало странно и неуместно. Здесь, в Вашингтоне, на светской вечеринке, девушка с великолепной фигурой, в облегающем шелковом платье, говорит о морали!— Послушайте, — сказал он мягко. — Жизнь полна стрессов и напряжения. Многие люди, особенно политики, любят поволочиться, повалять дурака, это для них своего рода отдых, развлечение.— Да, но только не для меня.Гин развел руками, извиняясь:— Я ничего такого не имел в виду. Если хотите знать, вот что я думаю о вас: вы красивая девушка и очень сексуальная, надо быть монахом, чтобы не замечать этого.Она заморгала в смущении:— Вы… находите меня… сексуальной?Гин чуть не рассмеялся:— Ну конечно, черт возьми! Интересно, о чем вы думали, когда надевали это вечернее платье?Она покраснела:— Я не знаю. Я не думала…Гин снова взял ее за руку:— Я думаю, было бы лучше, если бы вы назвали мне свое имя. Это намного бы упростило жизнь.— Хорошо. Меня зовут Лори Сэмпл.Гин нахмурил брови:— Сэмпл? Ваш отец…— Жан Сэмпл, французский дипломат.Гин мягко пожал ее пальцы:— Мне очень жаль. Я никогда не встречался с ним, но мне говорили, что он был замечательный человек. Простите.— Не стоит извиняться. Он всегда понимал, что ведет рискованную жизнь. Моя мать говорит, что, возможно, он сейчас более удовлетворен, чем когда-либо при жизни.Гин тронул за рукав проходившего мимо официанта и заказал коктейль. Затем он снова обратился к Лори:— А вы уверены, что мне не удастся уговорить вас поужинать со мной? Я уже давно собираюсь зайти в ресторан к Монпелье.Она отрицательно покачала головой:— Извините, Гин, я не могу.— Я не понимаю почему. Возможно, я не Рок Хадсон, но я все же славный парень. Таких, как я, еще надо поискать среди политиков. Или вы хотите всю жизнь появляться на людях с какой-нибудь очкастой клячей из министерства финансов?— Гин, — сказала она, и он вновь уловил крепкий аромат ее духов. — Я вовсе не хочу обидеть вас, не хочу показаться вам грубой. Я пришла, потому что моего отца пригласили на эту вечеринку, еще когда он был жив. Я здесь по долгу вежливости. Я сказала все, что нужно, и всем, кому нужно. А сейчас я должна идти.— Вы не носите траур? — спросил он вдруг.— Нет, не ношу. У нас в семье из поколения в поколение смерть мужчины воспринималась как праздник. Я праздную кончину моего отца, потому что он выполнил свой долг и теперь обрел покой.— Вы празднуете? — переспросил Гин.Лори подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза:— Да, у нас так принято. Так было всегда и так останется.Гин все еще пытался вникнуть в то, что она сказала, когда официант принес ему коктейль. Гин дал ему доллар и неуверенно промолвил:— Лори, не подумайте, что я сую нос в чужие дела, но я никогда раньше не встречал семью, которая празднует кончину родственника.Она отвернулась:— Мне не следовало говорить об этом. Я знаю, что это многих шокирует. Если человек уходит из жизни, значит, он завершил все свои земные дела и поэтому счастлив — вот как мы это понимаем.— Будь я проклят! — воскликнул он, отхлебнув ледяной коктейль.Лори снова посмотрела на него.— Мне пора идти, — сказала она.— Уже? Но вы здесь всего несколько минут! Вечеринка закончится только в три. Подождите еще немного, и вы увидите стриптиз мисс Моровски. И как только вы это увидите, все ваши рассуждения о морали выпорхнут в окно.— Не смейтесь надо мной, — сказала она.— Милая, я не смеюсь, просто я очень не хочу, чтобы вы уходили.— Я знаю. Простите, но я должна идти.Тихо и незаметно, как будто возникнув из пустоты, рядом с Лори появился высокий смуглый мужчина в черной водительской униформе, скорее всего араб или турок. У него была аккуратно подстриженная черная борода, на руки были надеты черные кожаные перчатки. Стоя за спиной Лори, он не промолвил ни слова. Но всем своим суровым покровительственным видом он как бы говорил, что пора возвращаться домой. Лори кивнула:— До свиданья, мистер Кейлер. Приятно было познакомиться.— Лори…— Но мне действительно пора ехать. Мама будет ждать меня.— Позвольте мне хотя бы отвезти вас домой. Это самое малое, что я могу для вас сделать.— Пожалуйста, не беспокойтесь. Это мой личный шофер.— Лори, я настаиваю. В Госдепартаменте у меня репутация отчаянного политика, и я настаиваю.Лори прикусила губу. Она повернулась к своему строгому шоферу-телохранителю и спросила:— Можно?Последовала долгая пауза. Гин знал, что сенатор Хозбаум и некоторые его приятели наблюдают за ним. Но это его не беспокоило, сейчас его больше всего занимали необычные отношения между Лори и ее молчаливым шофером. Гин спокойно и уверенно посмотрел на шофера, а тот в свою очередь рассматривал его.Наконец шофер едва заметно кивнул. Лори улыбнулась:— Спасибо, я принимаю ваше предложение.— Это самое разумное, что я услышал за весь вечер, — сказал Гин с облегчением. — Я только попрощаюсь с госсекретарем.Лори кивнула:— Хорошо. Я буду ждать вас на улице.Гин подмигнул сенатору Хозбауму и, проталкиваясь между гостями, отправился на поиски Генри Несса. Как обычно, молодой и энергичный госсекретарь был окружен стайкой женщин, воркующих как голубки. Они с восторгом обсуждали любую банальность, которая слетала с его губ. На руке у него повисла Рета Колдвелл, его невеста, на ней было облегающее рубиново-красное платье, которое подчеркивало ее выпуклости не в тех местах, где надо.— Генри! — позвал Гин. — Эй, Генри!Генри Несс обернулся. На его лице застыла уверенная улыбка. Такая улыбка автоматически появляется на лицах опытных политиков, когда кто-нибудь скажет им «эй!». В конце концов, это может быть и фотограф. После скандально известного хмурого взгляда Никсона каждый в демократическом лагере старался всегда выглядеть жизнерадостным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50