Они так часто повторялись, что я запомнил бы их, даже если бы не хотел этого. Вы можете разбудить меня в любой час ночи, и я, еще не проснувшись, повторю их в любом порядке.
ЗАВEТЫ ОАНА
1. Чем меньше ешь, тем лучше можешь работать.
2. Приглядевшись внимательно, увидишь: что кажется столь необходимым, на самом деле излишне.
3. Бык нужен изредка, вол нужен всегда. Поэтому вол полезнее быка.
4. Человек отличается от животного тем, что он подчиняется сознательно.
5. Все изменяется: вчера — друг, сегодня — враг; сегодня — враг, завтра — друг.
6. Если ты не разобьешь голову врагу, то он останется жив. Если он останется жив, он разобьет голову тебе.
7. В сущности, бедность есть самое большое богатство.
8. Хороший беспорядок лучше плохого порядка…
9. Сначала сломай старый дом, тогда лишь думай о постройке нового.
10. Коси луг чаще, новая трава будет лучше старой.
11. Когда человек один, ему приходят в голову дурные мысли, но люди помогут ему разоблачить и исправить себя.
12. Первый равен второму, второй равен третьему. Но первый может быть сверхравен третьему, если так хотят люди .
13. Не думай, что ты умнее других равных. Но не думай также, что другие равные умнее тебя.
Это было только начальное образование. Надо было дословно знать, что сказал Оан о множестве разных вещей, часто самых неожиданных: северном ветре и тиграх, книжной премудрости и женщинах. Дальше шли стихи императора Оана, его послания к ученикам, мысли о материальных и духовных эманациях человеческого тела. Кошмар заключался в том, что время от времени из столицы присылались новые тексты, которые не просто отличались от старых, но иногда толковали вопрос в противоположном смысле. Например, было такое изречение Оана: «Не бойтесь ядовитых змей, они не так опасны, как кажутся». Но однажды было объявлено, что враги исказили это изречение и что в истинном виде оно звучит так: «Опасайтесь ядовитых змей, они опаснее, чем кажутся».
Стояло лето, был разгар сельскохозяйственных работ.
В это время года нас поднимали вместе с солнцем, после молитвы давали завтрак, обычно состоявший из тушеных овощей с маисовой лепешкой, и отправляли в поле. В полдень был отдых и вторая молитва. В пять часов, если не было особых обстоятельств, работа заканчивалась и давали обед.
По возвращении в казарму мы еще часа полтора или два занимались учением Оана, Под конец у многих от усталости слипались глаза. Если сверхравный замечал спящего, он не больно, но вполне ощутимо хлопал такого человека по щекам особой деревянной лопаточкой на длинной ручке.
Раз в неделю проводился «час клятв Оану». Время от времени каждый давал какую-нибудь клятву, для которой была особая формула. Вставал, скажем, свинопас и говорил: «Руководствуясь третьим заветом Оана, а также притчей о благодарной свинье, я даю клятву, что все свиньи, доверенные мне, уменьшат время ношения плода до двух месяцев. Слава Оану». Все громко повторяли «славу», причем сверхравный внимательно смотрел на рты. Давались самые несусветные клятвы, весьма странным образом связанные с текстами Оана. Руководствуясь шестым, заветом (о вратах и разбитых головах), кто-нибудь давал клятву истребить за неделю не меньше сотни постельных клопов, которые действительно доставляли нам много мучений. Еще одна удивительная процедура называлась «час caмoразоблачений». Надо было возможно искуснее наговаривать на себя, выдумывая грехи и проступки. В ходу было такое простое саморазоблачение: «Я вчера за весь день ни разу не вспомнил о великом Оане». Можно было раскаяться в обжорстве или сладострастных снах, в забвении равенства или плохом отношении к скотy.
Мои саморазоблачения имели некоторый успех, их даже с интересом слушал наш сверхравный, потому что я при этом рассказывал кое-что о своей прошлой жизни, которая, впрочем, казалась мне все более каким-то смутным сном.
В некоторых, особо серьезных случаях саморазоблачение кончалось тем, что человек сбрасывал рубаху и бичевал себя специально хранившимся в «доме Оана» хлыстом или просил об этом кого-нибудь из присутствующих. Я пока уклонялся от такой мерзости, но по косым взглядам сверхравного чувствовал, что рано или поздно придется пройти и через это.
Но самым неприятным был «час взаимного разоблачения», который проводился нерегулярно, по мере необходимости. Тут надо было избирать себе жертву и взваливать на человека всевозможные обвинения: ленив, плохо изучает заветы Оана, увлекается едой, подозрительно уединяется. Бывали, конечно, обвинения и похуже. К начальному разоблачению присоединялся обычно еще кто-нибудь, нередко просто чтобы отвести опасность от тебя, и на беднягу обрушивался град обвинений, одно другого страшнее и нелепее. Слушать это полагалось со склоненной головой. Если человек не выдерживал и начинал возражать, дело доходило до ругани и диких оскорблений, а раза два или три на моей памяти кончалось избиением, на что сверхравный взирал не то что равнодушно, а с удовлетворением. На видном месте можно было прочесть изречение Оана: «Если равные считают человека виноватым, то он виноват».
Один раз в неделю мы не работали, а обучались военному искусству. В этом дне было приятно то, что в дополнение к обычной пище давали по кусочку свинины с лапшой и по стакану местной водки.
Меня поставили сначала на молотьбу, но я не мог угнаться за молодыми и опытными молотильщиками. Тогда меня перевели на вывозку навоза, что получалось у меня лучше: После этого я был на разных работах, порой тяжелых, порой довольно легких и даже приятных.
Хозяйство, в котором я работал, было большой фермой, где выращивали маис и лен, разные овощи и масличные растения, держали скот и занимались некоторыми ремеслами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16