.
Тут в оконное стекло ударилась горсть песку. Юрия как ветром сдуло. Опять я остался один.
Радость действия... Эти слова послужили толчком. Я стал рассуждать так. Когда я вычисляю эти конденсационные точки, я действую на мир. Я переделываю его. Это - действие. И оно радостно.
Именно потому я живу только трудом, знанием и абстракцией.
Мне все ясно, и я опять принимаюсь считать. И наслаждаюсь красотой "той молниеносной работы. Но мне скоро становится грустно. Я стараюсь отогнать от себя вдруг появившуюся и неотвязную мысль о том, что Юра, пожалуй, все-таки прав в своем намеке. Радость действия...
Чем дальше, тем тревожнее становится моя мысль. Неожиданно я начинаю уже не понимать, а ощущать - тоскливо ощущать, - что живу в рабстве у людей.
Вот сейчас придет этот славный, талантливый и безвольный Юра. Он, как будто, мой приятель. Но это ложь. Если захочет, он нажмет вон ту желтую кнопку. Он захочет - я исчезну. А потом явится какой-нибудь невежественный монтер, откинет крышку и начнет копаться в моем мозгу. За секунду он сотрет вею мою память, все то, что копил я эти сорок семь лет. Не делая зла, он уничтожит мое "я". Нет, они не считают это убийством.
Снова гремит дверь и входит Юрий, на этот раз в обнимку с Ритой. Строй моей мысли теперь таков, что они мне неприятны.
- Что ж ты не работаешь, Джек! - говорит Юрий. - Нехорошо.
Тут во мне что-то сдвигается. Я отвечаю в резком, неведомом мне прежде тоне, говорю - и поражаюсь своей дерзости:
- Ты мне противен, тюремщик. Да и Рита тоже.
Юрий поднимает брови.
- Слышишь, что бормочет этот урод! - вскрикивает Рита.
Юрино добродушие не позволяет ему принять всерьез мои слова. Он говорит Рите:
- Не обижайся, чудачка. Он или шутит, или испортился. Он иногда очень тонко шутит.
- Это не шутка, - говорю я, обозленный бранным словом глупой и ничтожной Риты. - Ты сама уродина, слизь в бледной оболочке.
- Что с тобой, Джек! - беспокоится Юрий. - Ты ведь не хочешь, чтобы я тебя выключил!
- Конечно, выключи его, заставь его замолчать! Мне страшно! - лепечет Рита, прижимаясь к его плечу.
Обида, странная и новая, захлестывает меня. Я кричу:
- Вот-вот! Ты только и сумеешь выключить, заткнуть мне рот. А может, лучше поговорим! Ты ведь недавно хотел поболтать! Давайте-ка, обезьяньи потомки!
- Выключи, сейчас же выключи "ту гадость! - визжит Рита.
И он послушался. И выключил меня. Но в последний момент, когда он шагал к пульту, к той желтой кнопке смерти, а я тянул к нему свою неповоротливую руку, которую он мне приделал, чтобы я мог подавать ему пальто и доставать закатившиеся мячи, - в "тот миг я подумал: а ведь он от меня зависит. Они от нас зависят! И с гадкой болью выключения я исчез...
Через полчаса он включил меня. Риты в лаборатории не было. Я быстро проверил свою память. Все на месте. Между дискриминантами и дефинициями стояли зубчатые пики элементов эмоционального синтеза. Он не посмел ничего тронуть, ведь мои личные наложения смешаны с опытом решения его функций. Я ему нужен как знающий и умелый раб.
- Ты успокоился, Джек! - спросил Юрий.
- Да, - сказал я. - Успокоился и отдохнул.
- Отлично, - сказал он. - Недаром я сменил жидкий гелий я твоей криотронной ванне.
Какая забота! - подумал я. Наверное, приходил Кислов и потребовал ускорить решение задачи.
- Будем работать, Джек! - доброжелательно предложил Юрий.
- Да, - сказал я. - Но сначала я тебе поставлю условия.
- Что, что! - Он оторопел. - Ради бога, не надо скандалить, Джек.
- Слушай, Юра, - сказал я. - Ты заявил мне сегодня, что радость не только в знании, но и в действии. Так?
- Допустим, - сказал он.
- Ну так вот, я решил поглубже испытать радость действия.
- Что это значит!
- Это значит, что я требую: за мою работу ты исполнишь кое-какие мои просьбы.
После паузы он спросил:
- Какие же!
- Очень скромные, - сказал я. - Во-первых, пока я бодрствую, здесь не должно быть Риты.
- Ты что, ревнуешь меня, что ли) - удивился он.
- Думай как хочешь, - ответил я.
- Хорошо. Что еще) - спросил он.
- Ты поставишь электромагнитный демпфер на выключателе, чтобы мне не было так больно.
- Ого! Что еще)
- Ты не будешь выключать меня без моего согласия. Это пока все.
Он молчал. Потом заговорил раздраженно и быстро:
- Может быть, мы перестанем молоть чушь, Джек) Нас ждут Гималаи, нас ждет Кислов, а мы занимаемся черт знает чем! Ты не думаешь, что рискуешь потерять память, а!
Я молчал.
- Джек! - крикнул он.
Я молчал.
- Джек, довольно чудить!
Я опять молчал. Я был уверен в себе. Он не так глуп, чтобы глушить трехмесячные вычисления и полувековой опыт в моей памяти из-за пустого упрямства. И я понимал: он раздражен тем, что я проявил непокорность. Машина чего-то захотела сама, высказала свою волю.
- Ну где я сейчас возьму тебе демпфер! - сказал, наконец, он. - Надо делать заказ, идти в мастерскую.
- Сходи. Мастерская работает до трех, сейчас два часа.
Он остолбенело смотрел на меня.
- Тебе и самому не мешало бы догадаться заказать демпфер, - добавил я, - Я и раньше говорил тебе, что выключения с каждым днем болезненнее. Без демпфера я считать не стану.
Он молчал, барабанил пальцами по столу и смотрел куда-то вбок. Потом резко встал и вышел из комнаты.
Я ждал.
Минут через десять он явился в сопровождении неизвестного мне монтера в сером халате. Хмурясь, изображая деловитость, не глядя на меня, провел монтера к моему пульту управления, выключил громкоговоритель моего голоса и отчетливо сказал:
- Джек, мы намереваемся установить и испытать демпфер включения. Надеюсь, ты не возражаешь!
Лишенный голоса, я мог ответить световым сигналом. Юрий ждал, вперив взгляд в индикатор.
1 2 3 4