Со стороны тростниковых зарослей, дальше по берегу, раздались всплески и какое-то бормотание. Потом из кустов появился высокий загорелый мужчина с мокрыми седыми кудрями до плеч. Он был одет в полосатые (как матрас, подумала Лита) трусы и вытирался вафельным полотенцем, задумчиво глядя куда-то в середину озера - то есть туда же, куда и Лита. - Это не Рио-де-Жанейро,- сказал он наконец, и Лита узнала его. Это был Кристобаль Колумб. Он всегда открывал здесь купальный сезон, продолжавшийся до января. - Вы до сих пор убеждены, что открыли Индию? - вежливо поддержала разговор Лита. Она помнила, как в детстве представляла себе Колумба, так и не врубившегося в свое открытие, - старика в длинной ночной рубашке и с чепчиком на голове, который, прислонившись к высокой деревянной спинке кровати, обложенный подушками, сидит и пьет едва теплый чай из белой фарфоровой чашечки. Потом опускает чашку на блюдечко, стараясь не разлить чай по одеялу, и утвердительно кивает головой, объясняя кому-то, кто, как ему кажется, стоит у его изголовья, за легкой белой тканью балдахина, объясняет, объясняет... - Дело в том, - сказал Кристобаль, - что это не просто Индия, а обратная сторона ее. Все расчеты подтверждают... Он замолчал и подозрительно посмотрел на Литу. - Да вы, милейшая, кажется, уверены, что Земля круглая! - Ну,- неопределенно ответила Лита, чтобы ее ответ прозвучал ни как "да", ни как "нет". Колумб это так и воспринял. - Если следовать голосу разума, - сказал он, - то у всего плоского должна быть обратная, то есть другая сторона. Вот у вас два имени, одно - своё, а другое - Другое. И даже если вы мне сейчас станете возражать, что вы не совсем плоская, все равно относительно Земли мои умозаключения верны. Так вот, представьте себе блинчик, на одной стороне которого - Индия. Если аккуратно вырезать ножом ее контур и перевернуть, появится поверхность обратной Индии - а никакая не Америка. Правда, если перевернуть обратно, то снова появится Индия... Колумб продолжал свои вялотекущие рассуждения, уходя вдоль по берегу и, кажется, вовсе забыл о Лите. А она представляла себе этот блинчик, изрезанный Кристобалем за завтраком, и мысленно обмазывала его сметаной. Как облаками. Она и не заметила, как Колумб совершенно удалился и исчез. Взошла луна, за ней вторая и третья. Это было удивительно красиво. Даже скорее удивительно, чем красиво. Лита читала о таком в северных рассказах Джека Лондона. Только там были мороз, льды, снега, и раздваивалась не луна, а солнце. Потом она снова увидела Кристобаля Колумба. Он был одет в длинное зимнее пальто, шея - обмотана полосатым вязаным шарфом, а на ногах - ботфорты. Он подошел и присел рядом, на песок, тихо вздохнув. Они помолчали вместе. - Когда-то я хотел написать поэму, - сказал наконец Кристобаль.- Назвать ее "О рельсах петляющих". Издать за свой счет. Чтобы обязательно с фотографией леса и этого озера на обложке. И с химическим составом воды вместо подзаголовка. Пятьсот экземпляров. Раздать друзьям... Лита не ответила - она по собственному опыту знала, как ранит слово утешения. Она знала и о том, что не сумеет отделить свои пожелания от своих сожалений. Поэтому она спрятала жало своей жалости и не стала ничего говорить. И она вспомнила о ложе лжи, которое ждало ее, распростертое. И полустертые заметки на полях книг, как невидимые губы, шевелящиеся в сознании, шептали - "Убийца!". И жезл зла горел в руке того, кто ждал вот она обернется, пойдет назад, не решится дойти. Дойти До. Колумб снова смотрел на озеро, будто надеялся там отыскать ответ. Или вопрос. Или просто у него остановился взгляд - а это такая примета, означает, что скоро будут незваные гости. Над ними прохлопали крылья. Тяжелая птица села на ветку сосны (а может, и не сосны) и посмотрела прямо на Литу. - Робин фон Крейтцер, - прошептала Лита, медленно узнавая в птице своего старого знакомого. Тут рядом с ним на ветку опустился еще один пернатый. Птицы раскрыли клювы и запели на три голоса:
Кто этот рыцарь в латах? Латы в заплатах, Лицо в свинце, Три года войны - на лице. Медленно сел на камень. На зубах скрипит тмин. Он один Остался так сентиментален.
Кто эта дева? Подошла, села По левую Руку. Скука На белом лице Тень. Это пролетела птица. "Не сиди на камнях!" - кричит она деве с небес, "Простудишься, дева, простудишься! Встань - и иди!"
Птицы одновременно закрыли клювы и замолчали. - Я лучше пойду, - сказал Колумб, пряча руки в карманы пальто. Лита не ответила. Кристобаль встал, потоптался на месте. - Жизнь трепетна, невзрачна и нереальна, - сказал он и, повернувшись, пошел прочь, не оглядываясь. - Это кому как, - пробормотала Лита. В воздухе рядом с притихшей водой вдруг заверещало. От неожиданности Лита вздрогнула и вскочила на ноги. Птицы забормотали: - Она послушалась нашего совета. - Она встала с камней. - Она боится простудиться. И птицы, тяжело взмахнув крыльями, улетели. Лита прислушалась. В воздухе, там, где раздался испугавший ее звук, кто-то сипло шептал: - Да, да, пятый на месте... Да... Куда же она денется... Не могу... Не-мо-гу!.. Да, потом перезвоню... - Подслушивал!- укоризненно произнесла Лита. - Гад! Гаденыш! Аспид! Змий! - Всё, пока,- дошептали в воздухе, и там немедленно замаячил мобильный телефон и очки. - Не строй из себя Чеширского Кота,- разозлилась Лита. - Появляйся весь! - Я думал,- начал оправдываться Фома, появившись, но, увидев глаза Литы, затих. Потом облетел ее кругом, задумчиво потирая подбородок, и сказал: - Ты другая. Сменила имя? - Угадал. - Тебе идет, - сказал Фома и вдруг процитировал густым, низким, совсем не своим голосом: "Никто не может с точностью установить, какого упрека он заслуживает" - И что это значит?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15