Тоже все могут подтвердить. Так почему за это не начислено? Мне с колхоза ни зерна лишнего не надо, но что я своим горбом заработал – отдай сполна...– ...раненый тебе говорил. А я сам в газетах читал. Ты вот в них не глядишь, на курево только пускаешь...– ...уполномоченный этот городской побелел аж весь и ладонью об стол: «За такие настроения в подкулачный список тебя запишу! И пойдешь на выселение, в Турухан. А то и подале...» Фролка, черт, и тут не сробел. «Ваша власть – ваша воля. Только что ж так низко – в подкулачный список? Уж лучше в кулаки. Иль прям в государи-амператоры, – сразу стенка»...– ...знал бы, что ты такой, я б тебе и цепку для ножика не давал. Сахаром с тобой, жмотом, делился... – Когда? – Забыл уже? Коротка ж у тебя память!..– ...»выходила на берег Катюша, на высокий берег, на крутой...» Ну ее, эта уже надоела, давайте другую – про синий платочек...– ...это просто старая слава его такая. А сейчас на Сахалине уже все по-другому, как всюду – колхозы, промысла – рыбу добывают...– ...если правильно подвернуть – никогда не натрешь. Ты вон у тех, кто постарше, поучись, как они подворачивают. Вон у Меркулова. Меркулов! Научи его. Ты ведь уже на какой, на третьей, кажись, войне-то? Сапог этих самых солдатских поизносил – числа, наверно, нет...– ...сам ты все по географии позабыл! Главный город там Берн. Мне даже на экзамене в билете этот вопрос достался...– ...бес-кунак эти дни у них называются. Бес – это пять, а кунак – друг. Пять друзей, значит. А почему такое название – это у них легенда такая есть...– ...сколько себя помню – все карточки, очереди. За хлебом очереди, за сахаром очереди, за ситцем... Чтоб пару галош купить – всю ночь у магазина стой. Последние года я не хаю, верно, и продукты появились, и товары кое-какие, вздохнул народ... Так на ж тебе – новое разоренье, война, будь она проклята...– ...а дружбу с ними зачем было затевать? Только в обман дали себя завесть, и боле ничего...– ...поляки, сербы, чехи там всякие – все они одной с нами крови, славяне, одного теста. Только что речь разная...– ...до чего ж радостно было глядеть, когда из трубы дым повалил! А ведь какая глухая тайга была, медведи ходили...– ...так только иной раз в газетах пишут, дескать, от одного вида русского штыка немцы сломя голову бегут. Хрена они бегут. У каждого автомат, патронов до черта – что ему такая техника: штык? Это ж не времена очаковские...– ...вдруг на него письмо тайное поступает: приглядитесь, неспроста он на станции день-ночь. Никакой он не кипятильщик, а самый настоящий шпион. Поезда списывает. И передатчик радио у него в костыле...– ...Что Сибирь? Простору в ней много. А страна не ей, Россией жива...– ...теперь уж и вовсе не заснешь. Слышь? Петух где-то издаля-издаля... Опять... Значит, скоро светать зачнет. Давай-ка, что ль, еще по одной закурим...Ночь, и верно, клонилась на убыль. Предвещая рассвет, с поля чуть приметно тянуло сыроватой свежестью от уже выпавшей росы. Зарево города утомленно сникло, багровые отсветы его уже не доставали до леса, и тьма под деревьями стала глуше, теперь все в ней тонуло неразличимо. Но небо мало-помалу серело, на нем сначала смутно, затем отчетливей проступили верхушки дубов. Потом в восточной стороне стали зеленеть просветы меж стволами, зазвучал птичий щекот. Зеленая полоса ширилась, в нее вливалась янтарно-розовая, рубиново-огнистая кровь зари – шло неотвратимое, неизбежное утро... * * * Около пяти часов позади пехоты оглушительно громыхнули гаубицы. Тут же загромыхало слева, справа, близко и подальше; из орудийного грома рванулось шипение снарядов, устремившихся над лесом к закутанному во мглу и туман городу, на немецкие позиции. Бойцы, запрокидывая головы, глядели вверх, некоторым даже мерещилось, что они видят тупорылые чугунные чушки, стремительно прорезающие воздух. Пушечный гром радовал, в нем была грозная мощь, сила, которую всегда так приятно чувствовать за своею спиною пехоте, в нем было возмездие врагу.Но минут через пять артобстрел оборвался.– И это что – все? – спросил с недоумением комиссар Иванов. Даже ему, штатскому человеку, лишь на лекциях слышавшему о тактике артиллерии, и то было ясно, что такая короткая, малым числом стволов артподготовка только предупредит немцев о наступлении, но не подавит их огневые средства, не расчистит пехоте путь через их рубежи.Бойцы в полках об этом не думали. Никто из них не разбирался в сложностях тактики и стратегии, они мало что знали об общей обстановке и совсем ничего не знали о том, какими соображениями руководствуются их главные начальники, никто не был посвящен в разногласия между комдивом и командующим армией. В полках даже не было известно, что ранен Остроухов и вместо него дивизией командует подполковник Федянский, осунувшийся за эти несколько часов под бременем свалившегося на него командования, закуривающий папиросу за папиросой, но старающийся казаться окружающим его людям воплощением хладнокровия, воли, трезвого, ясного рассудка. В полках было чувство полного доверия к той власти, которая ими управляет и посылает в бой, уверенность, что она, эта власть, умна, мудра, все зорко видит и все верно решает, что во всех ее распоряжениях заложена забота о наибольшей для бойцов выгоде, о наибольшей пользе для успеха. Все происходившее воспринималось как должное, без всяких сомнений в правильности, оружие, что было в руках, выучка, которую получили солдаты, наконец, их многочисленность, артиллерия, что только что гремела из ближайшего тыла, внушали ощущение собственной и немалой силы, само дело, оттого что лишь редкие единицы по личному опыту знали войну, казалось легким, простым, и поэтому, когда пришла минута выступать, бойцы снялись с места охотно, готовно, бодро, даже весело.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51