На Любе была белая тонкая блузка, какие ей нравилось носить, с воротничком, отороченным кружевной каймой, – сама вязала эти кружева по рисунку в книге о старинных елецких мастерицах. В поездках по соседним деревням, по полевым станам, работая на своем огороде, на прополке колхозной свеклы – свеклу полоть пришлось всем сельским жителям, без различия профессий, званий и возрастов, и учителям, и врачам, и школьникам, не имеет еще село машин, чтоб избавить людей от этого нелегкого труда, – Люба сильно загорела, обнаженные по плечи худенькие руки ее стали кирпично-бурыми, как у всех деревенских женщин, тонкое, узкое лицо – дымчато-смуглым, а глаза от этого как-то высветились и стали как бы другими; волосы, как всегда зачесанные ото лба строго назад, лежали гладко, плотно, с глянцевитым блеском.
Варвара Кузьминична, хоть и порядком устала, была в хорошем, благодушном настроении. Выкуренная папироса, которую она так давно жаждала, совсем ее успокоила, словно бы умаслила ее изнутри. Когда же Люба переступила порог, Варвара Кузьминична собрала на лбу хмуроватые складки, приняла вид очень расстроенного, удрученного человека и сказала низким, крепким голосом, каким всегда говорила в должностном своем положении, за судейским столом во время судебных заседаний, в своем кабинете, принимая посетителей:
– Здравствуй, милая, садись… Антимонии разводить не люблю, я человек прямой, может быть, в чем и грубый, такой уж меня мать-природа создала, и так напрямик тебе свое мнение и выложу. Не обрадовала ты меня, не обрадовала своим заявлением… Написано хорошо, складно, да ведь на что ты решаешься – понимаешь ли ты сама? Прочитала я и подумала – нет, не буду назначать заседание, сначала поговорю с ней по-дружески, по-женски. Ты в мое дружеское отношение к тебе веришь?
Люба сделала легкое неопределенное движение.
– Так веришь или нет?
– Ну, верю… – тихо сказала Люба.
– Значит, поймешь меня, мою тревогу о тебе. Таких дел знаешь сколько через мои руки прошло? Разведутся вгорячах, порушат семью, не обдумавши спокойно, а потом и жалеют…
– Это не вгорячах, – так же тихо, но твердо сказала Люба.
– Ну, пусть не вгорячах, допускаю, что ты не один раз думала, взвешивала. Это по заявлению твоему видно. Но все равно, прежде чем семейные отношения окончательно рвать, надо себя еще и еще раз спросить, а все ли ты сделала, чтобы они опять стали нормальными, здоровыми? И если такой вопрос ты себе задашь или тебе его задать, разве ты сможешь утвердительно ответить? Каждый член семьи несет на себе долг по сохранению семьи, но в данном случае твой долг больший, чем на муже твоем, он обязывает тебя применить все средства…
– Почему же – больший?
– Да потому, милая, что у тебя образование выше, культурный уровень другой. Сознательность другая. Стало быть, и ответственности на тебе больше. Ведь это самый легкий выход, благо, закон наш советский, демократичный, почти никаких препятствий не ставит: повздорили, не поладили, он – об стол кулаком, она – тарелку об пол, трах, бах, – и в разные стороны. Да, наш гуманный закон дает людям в области любовных, семейных чувств и отношений полную свободу, но при этом предполагает высокое сознание ответственности за свои поступки, высокую моральную развитость. Ладно, пожалуйста, разбегайтесь, когда детей нет, никто вас привязывать друг к другу, неволить не будет. А когда дети? Тут уж, милая, разговор особый. Не подумать о судьбе детей можно только при полной безответственности за свои поступки, при полном равнодушии и к детям, и к обществу, в котором ты живешь. Я бы тебе порассказала, что сплошь да рядом в таких случаях из детей получается. Нет уж, раз дети – надо о своем родительском долге крепко помнить. Сознательно устранять из семейной жизни все конфликтные ситуации. Семейное счастье не с неба падает, его, милая, строят, создают . Ты хорошо про себя написала, про свои чувства, про духовную неудовлетворенность, одиночество, я тебя полностью поняла. А вот выводы ты не сделала. А вывод напрашивается сам собой. Раз так у вас складывается, главный пункт вашего конфликта – разница ваших культурных, образовательных уровней, значит, твой долг, долг передовой советской женщины, жены, матери двоих детей, поднять и мужа до своего культурного уровня. И тогда сгладятся противоречия, исчезнет почва для конфликтов, вы будете лучше понимать и соответствовать друг другу, у вас появится общий язык. Вот я тебе такой пример расскажу. Про Клавдию Елисеевну Сагунову из Пескавской школы ты, конечно, слышала. Заслуженная учительница, орденоносец, всегда на районной Доске почета, областная газета ее статьи помещает. А муж у нее – колхозный электротехник, в комбинезоне рабочем ходит. И живут – душа в душу, всем на удивление. Была я у нее однажды в школе, доклад для учителей делала. Потом она меня на обед к себе пригласила. Пообедали, разговариваем вдвоем, муж ее еще не приходил. Я не выдержала, спрашиваю, – как это вы, Клавдия Елисеевна, добились такого согласия в своей семейной жизни, поведайте секрет, не из любопытства спрашиваю, а по долгу профессии своей, может, других научу, как им свое счастье устроить. А она засмеялась: секретов тут никаких, просто я с самого начала, когда еще замуж готовилась, знала, что мне с Васей предстоит, какой упорный и долгий труд. У него ведь только неполных восемь классов за плечами было, да и то он все уже перезабыл. Учиться, повышать образование – никакой охоты. Перестарок, дескать, проживу и так. И правда, к тому времени он уже давно из мальчиков вышел, двадцать пятый год ему тогда уже шел. Привычки эти дурацкие появились – с дружками «застраиваться», во все праздники, выходные, под выходные выпивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94