– Ты отвезешь меня туда, Фрэнк? – проворковала она.
– Куда? – Физиономия Фрэнка лучилась довольством, как в тот день далекого детства, когда он отделал сыночка Кармине Какаче, несмотря на то, что тот был на три года старше. Парню вздумалось издеваться над ним, Фрэнком.
– На мост Капонера, – шепнула Грета.
– Ну конечно, детка! – улыбнулся ей Фрэнк.
На пляже в Марцамеми
На пляже в Марцамеми двое туристов читали, устроившись на лежаках. О том, что это именно туристы, говорило само их занятие – кому еще взбредет в голову читать на пляже? Дон Лу Шортино только что отобедал. О том, что это именно так, говорил тот факт, что он сидел и пил бранкаменту. Он расположился под навесом за одним из четырех столов, накрытых бумажными скатертями в красную клетку. С его стола еще не успели убрать, и сейчас дон Миммо суетился, наводя на нем порядок. Он быстро свернул скатерть, даже не стряхнув с нее крошек. Дон Лу Шортино дружески похлопал его по руке и перевел взгляд в сторону моря. Вид железобетонных конструкций, как всегда, вызвал у него боль сродни изжоге. Уже и здесь начали строить, чтоб им пусто было. Нагнали землекопов и каменщиков. И пусть то, чем занимались эти люди, в Нью-Йорке принесло Шортино богатство. Но здесь, в Марцамеми, дон Лу не позволил бы построить даже игрушечный домик для внучки дона Миммо. Крошечный островок, лежащий прямо напротив пляжа Марцамеми, занимала всего одна великолепная вилла. Вспоминая в США о Марцамеми, дон Лу всегда думал о ресторанчике дона Миммо и этой вилле. Для него только эти строения имели здесь право на существование. Любая лишняя крыша навсегда лишит Марцамеми индивидуальности, превратит островок в место, каких много.
– Кто? – спросил Пиппино по кличке Олеандр. Свое прозвище он получил за крайне ядовитый характер, вполне достойный того растения, от которого, как говорят на Востоке, «держатся подальше и шейхи, и их лошади». Непревзойденный гений по части владения ножом Пиппино. Сорок лет назад в Катании его называли Черным Пиппино, потому что считалось, что у него черное сердце, не ведающее жалости. При этом он никогда и никому не лизал задницу – единственная вещь, утверждала молва, которую он мог позволить себе лизнуть, был клинок его сицилийского ножа. Он целовал его, а потом натирал мылом, – и тогда клинок легче входил в тело жертвы и нестерпимо жег рану. Как-то раз, это было давным-давно, дон Лу Шортино зазвал его в бар Тури Крикуоку на рюмку фернета и повел такую речь:
– Говорят, ты опасный парень. А вот мне сдается, что ты похож на олеандр – такой же ядовитый. Мой дед учил меня, что олеандры лучше всего растут в садах, где их поливают и всячески за ними ухаживают.
Дед дона Лу Шортино оказался прав. В результате прошло уже сорок лет, а Пиппино по-прежнему оставался рядом с доном Лу Шортино. И на Сицилии, и в Америке его так и называли – Олеандр дона Лу.
– Тот, кто живет на острове, – ответил дон Лу на вопрос Пиппино и указал на видневшуюся вдали виллу.
Пиппино был одет в коричневый костюм-тройку, купленный в обычном магазине и сидевший на нем лучше, чем на многих других сидят костюмы от самых дорогих портных. Из-под пиджака выглядывала черная рубашка поло, застегнутая на все пуговицы. Довершали картину голый череп, круглое лицо и орлиный нос. Ростом Пеппино не вышел, и вообще, если судить по внешнему виду, он чем-то напоминал французского хореографа – в той их редкой разновидности, которая не питает тяги к гомосексуализму.
– А-а, Виталиано Бранкати, – вспомнил Пиппино.
– Он самый, – подтвердил дон Лу.
Лет десять назад дон Лу Шортино отправил Пиппино на пенсию. С тех пор Пиппино одиноко жил в комфортабельных апартаментах и проводил досуг в «культурных поездках», по неделям останавливаясь то в одном, то в другом из эксклюзивных отелей мира, где предпочитал тратить время на чтение книг.
– И как дела у Бранкати? – задал вопрос дон Лу.
– По-моему, неплохо, – ответил Пиппино.
– Нам не пора? – встрепенулся дон Лу и бросил взгляд на часы.
– Как прикажет ваша милость, – поднялся Пиппино.
«Ягуар» подпрыгивал на разбитой проселочной дороге, по обе стороны которой тянулись ограждения из белоснежного камня. Сверху над ними нависали рожковые деревья и индийские смоковницы. Пиппино припарковался на площадке, заставленной ржавыми остовами сельскохозяйственной техники, заваленной тракторными покрышками и пустыми железными бочками. Две собаки, привязанные к разбитой телеге, принялись хрипло лаять. Парнишка в рваной одежде колдовал над механическим культиватором, прислоненным к какому-то сараю из цементных блоков, крытому асбестоцементными плитами. Парнишка бросил работу, вытер руки ветошью, а потом еще раз обтер их о собственные штаны.
– Мне сказали, что вам нужны подпорки для инжира, – сказал он. – Здесь их полно, берите сколько надо.
Дон Лу и Пиппино ничего не ответили и неспешным шагом двинулись в сторону оливы, росшей перед площадкой, в углу которой Пиппино заметил открытый люк. Он уже собрался было полезть в него, но дон Лу остановил его взглядом, ясно говорившим: нет, первым должен пойти я. Дон Лу пригнул голову, чтобы не удариться о притолоку. Он с трудом передвигался по узким ступенькам, и Пиппино деликатно придерживал его за локоть. Вскоре они увидели вентилятор, медленно вращавший лопастями. В глубине подземного убежища в голубых бермудах и заляпанной соусом майке сидел Джакоббо Маретта.
Многие полагали, что никакого Джакоббо Маретты на самом деле не существует, что он всего лишь выдумка Лилло Виртуде из Уччардоне, который хотел, чтобы все считали, будто у него есть надежный, на все готовый человек.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61