– Подмигивает. – Видишь? До сих пор помню все реплики.
Юридические справки Клэр наводит сама.
В публичной библиотеке она зарывается в книги – сначала в учебники для первокурсников, потом, найдя нужные ссылки, в протоколы судебных дел, сборники судебных прецедентов, международное право.
И в конце дня находит то, что ей нужно.
Вечером она встречается с Кристианом в баре на Мерсер-стрит. Кристиан живет неподалеку.
– Хочешь, пойдем ко мне? – предлагает он.
Клэр знает, что делать этого не следует: радиус приема микрофонов в ожерелье ограниченный. Нужно снова заманить Кристиана в свою квартиру с ее приятно безликой шведской мебелью, ящиками, полными белья, которого она не покупала, чуланами с аппаратурой, полицейскими и ложью.
– Рановато для этого, – отвечает она. – Понимаешь, ты жил там с женой.
Кристиан вздрагивает.
– Конечно. Едем к тебе.
В квартире Кристиан показывает ей игру.
Она должна лежать совершенно неподвижно, пока он выводит языком на клиторе буквы алфавита, и называть каждую вслух.
Сначала это кажется легко, почти несексуально, просто как шарады или другие требующие догадки игры. Но постепенно полная сосредоточенность на легких ощущениях невыносимо усиливает их. Даже предвосхищение становится чем-то острым, каждое малейшее движение оставляет след на нервных окончаниях чуть ли не до того, как начнется. Ей приходится сжать ноги, чтобы не прижиматься к Кристиану, требуя еще.
Когда алфавит кончается, тело Клэр дрожит от желания, чтобы он взял ее языком и погрузил в забвение.
– Подожди, – шепчет Кристиан и начинает писать что-то иное.
Буквы теперь следуют не в алфавитном порядке. Клэр понимает, что он выводит какую-то фразу, буква за буквой.
– Определила, что это было? – спрашивает Кристиан позднее, когда они лежат на полу.
Клэр качает головой.
– Я уже не могла сосредотачиваться.
Это ложь, на самом деле она вполне уверена, что Кристиан написал языком на ее теле вот что: «Ты нужна мне навсегда».
Кристиан остается на всю ночь, поэтому Конни и Фрэнк могут прийти к ней поговорить лишь незадолго до полудня.
Клэр открывает дверь, произносит: «А, это вы» – и идет обратно в гостиную, предоставляя им следовать за ней.
– Ты, кажется, не очень рада видеть нас, – усмехается Конни, достает из кармана сигареты и сует одну в рот.
Клэр выдергивает ее и бросает на стол.
– Я не хочу, чтобы ты курила в квартире. И я не рада видеть вас. Я не выспалась.
– Мы тоже, – многозначительно заявляет Конни.
– Пришли осмотреть простыни, да?
– Клэр, послушай. Прошлая ночь была хорошей…
– Для меня тоже, милочка, – перебивает Клэр.
– …во многих отношениях. Но честно говоря, мы не достигаем того импульса, на какой надеялись.
– Это было весьма импульсивно там, где я стояла, – говорит Клэр. – Собственно, где лежала и ползала тоже.
Конни пропускает ее слова мимо ушей.
– Воглер не раскрывает ничего нового. В сущности, теперь, когда вы меньше разговариваете, мы получаем меньше материала, чем раньше.
– И это проблема?
– А как ты думаешь, Клэр?
Она вызывающе пожимает плечами.
– Я вот что скажу, – заявляет Конни. – Он вряд ли признается, когда его язык у тебя между ног.
– Я слышу нотку зависти? – вполголоса произносит Клэр. – Уж не нуждается ли сама психиатр в легкой терапии?
Конни делает раздраженный жест.
– Клэр, я понимаю конфликты, которые ты переживаешь. С одной стороны, ты чувствуешь себя используемой, оскверняемой этой операцией; с другой – этот мужчина вроде бы предлагает тебе любовь и возможность самоуважения. Но чтобы от операции был какой-то прок, тебе нужно обуздать эти чувства и продолжать работу.
– А он возможен?
– Что?
– Какой-то прок от операции?
Фрэнк бросает на Конни предостерегающий взгляд.
Клэр продолжает:
– Я вчера ходила в юридическую библиотеку и обнаружила там кое-что интересное. Слышали когда-нибудь о процессе «Кесселс против государства», постановления Верховного суда от восемьдесят четвертого года? Нет? Ну так позвольте изложить его суть. Любые записи, сделанные без ведома и согласия подозреваемого, не могут быть приняты как доказательство.
– Это так, – признает Дербан.
– Так зачем же все это? – шипит на него Клэр, указывая на стены, микрофоны, камеры, скрытые провода, окружающие ее филигранной клеткой. – Зачем я это делаю?
– Да, ты права. Если мы получим пленку с признанием Кристиана, она не будет принята в суде, но может быть использована на допросах. И в конце концов даст нам шанс доказать в управлении, что этого подозреваемого нужно разрабатывать.
– И моя роль кончается на полу монтажной.
– Клэр, – говорит Фрэнк, – то, что ты делаешь, неоценимо. Он готов раскрыться, я чувствую. Тебе нужно только нажать покрепче.
– Мне нужно принять душ! – резко бросает она, поднимаясь.
– Ты уже принимала, – не подумав, отвечает он.
Клэр бросает на него яростный взгляд и захлопывает дверь ванной.
Во второй половине дня она опускает все шторы, сидит в темноте и смотрит телевизор, включив звук почти на полную громкость.
– Что она там делает? – спрашивает Уикс, придя под вечер сменить Фрэнка.
– Ничего особенного. Судя по звуку, смотрит старые фильмы. Плачет. Расхаживает туда-сюда.
– Понятно, – говорит Уикс, меняя каналы, – артистический темперамент.
Клэр входит в Некрополь. В комнате темно, светится только экран.
»Виктор?
»Клэр, я надеялся, что ты вернешься.
»Виктор, мне нужна помощь.
»Готов на все, мой ангел.
»Тебе это не понравится.
»Посмотрим. Для извращенца у меня очень широкие взгляды.
»Я хочу встретиться с тобой. Лично. ВРМ.
Долгое молчание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79