Михаил вздохнул и посмотрел в глаза Лазарю.
– Я много не знаю. Розу я нашёл работавшей в больнице в Сураже. Она тогда мало чего рассказала. А теперь вообще не говорит о прошлом. Всё, чего я смог от неё добиться, это то, что она хочет стать врачом. Такие мечты в середине революции, в середине войны – это просто не реально. Лучше бы вышла замуж и воспитывала бы детей. Партии ведь нужны свежие кадры. Я её не понимаю.
Лазарь кивнул. Он повернулся в сторону Никиты. Тот продолжал горячо спорить с Булганиным, в каком направлении следует теперь идти стране. Она в состоянии войны, настаивал Никита, и очень важно срочно навести порядок в экономике. Он призывал к жёсткому государственному контролю, к расширению экспроприации и конфискации хлеба у крестьянства, у которого всё уже и так было отнято.
– Военный коммунизм, – был ответ Булганина. – Вот вы что защищаете, а это приведёт за собой поголовную милитаризацию большевиками всей Советской Республики. А большевики станут новым генералитетом.
Лазарю уже знал об этих разговорах. Об этом много говорили в Москве. То, что вводилось, как временная мера, осталось потом навсегда.
Роза почти не изменилась. Лазарь сразу это увидел, как только вошёл в маленькую квартирку Михаила. Она сидела у кофейного столика. Елена Булганина, жена Николая, тоже была здесь. Она только что закончила зажигать еврейские поминальные свечи, занимавшие целый угол на кухне, с обязательным прочтением еврейской поминальной молитвы «кадиш». Лазарь сразу понял, что жена Булганина еврейка, и подумал, что именно это обстоятельство и могло так благоприятно отразиться на карьере её мужа.
У Розы по-прежнему были густые тёмные волосы и жгучие смоляные глаза. Она стала ещё красивее. Роза была не очень высокой, но от неё исходила какая-то сила, и не только физическая. Лазарь мог видеть её сильные и стройные ноги, но в ней ещё была какая-то внутренняя сила. Весь вечер она молчала, хотя ей было приятно вновь увидеть Лазаря. Ему казалось, что она ещё не определилась со своей жизнью. Она нуждалась в помощи. Ей надо было убедиться, что у неё надёжный тыл, и она сама контролирует ситуацию. Лазарю нравился такой подход к делу. Это тоже была его тактика.
Другие были не похожи на них. Михаил со своей женой то негодовали по поводу интервенции, то предавались грустным воспоминаниям о судьбах своих семей. Юрий во всём поддакивал Михаилу. Лазарь даже бы и не заметил Юрия, если бы не его постоянно дымящая папироса, которую он то зажигал, то тушил, стараясь обратить на себя внимание. Роза была не такая. Она много не говорила, но если что-то и вставляла в общий разговор, то её мысль оказывалась взвешенной, а слова были точными и весомыми. Наконец, Булганины ушли домой, братья отправились спать, и Лазарь с Розой смогли поговорить вдвоём, сидя за маленьким кухонным столом. То, что она сказала, казалось, было давно отрепетировано, так плавно и ритмично звучала её речь.
– Нас заставили уехать из Кабанов. Кто-то говорил, что немцы уже близко. Кто-то предполагал, что нас переселят в глубь России, выделят жилье и дадут землю. Одни говорили, что это распоряжение царя, другие – приказ нового революционного правительства. У нас почти не было продуктов, даже продать или обменять было нечего. Отец почти ослеп, он уже не мог отличить меня от мамы. Но сам он в этом не хотел признаваться. Он передвигался по дому, натыкался на мебель и дверные косяки, но ничего не говорил. Затем он просто запомнил все выступы и выпуклости обстановки, и мы с мамой только следили, чтобы ничего не передвигалось и не переставлялось. Мы делали вид, что ничего не замечали.
Роза взглянула на поминальные свечи, мерцавшие в кухонном углу. Лазарь тоже посмотрел на них, но ничего не сказал. Он ждал, пусть она сама всё расскажет.
– Ситуация ухудшалась. Из Кабанов почти все разъехались. Каждый день кто-нибудь отправлялся в путь. Люди часто не знали, куда им податься. Кто-то ехал на север, кто-то – на юг. Они, как наш отец, словно бродили впотьмах, натыкаясь на препятствия и ощупывая их.
Она закрыла глаза и откинулась на спинку стула. Ей вспомнились разные подробности. Лазарь видел, как она вся содрогалась, но понимал, что ей не хотелось делиться с ним мучительными воспоминаниями.
– Наконец, и мы уехали. Мы продали всё, что не могли увезти с собой и уехали. Мы пытались найти дом или хотя бы какое-то место, где бы могли поселиться, как и тысячи других людей. Мы все чего-то искали. Я даже не знаю, что именно. Наш дом было то, что мы несли на себе. Мама не захотела расставаться со своими кастрюлями, горшками и даже тарелками. У сына раввина мы купили старую клячу и запрягли его в старую повозку дяди Лёвика, ты должен её помнить.
Лазарь хорошо помнил эту повозку, на которой дядя Лёвик разъезжал с товаром по округе. Мальчишкой ему часто приходилось спать на этой повозке, когда они возвращались домой. Иногда, в особенно прохладные ночи, он согревался под мягкими кожами, как под одеялом. Он взглянул на Розу. Она замолчала, чтобы дать ему возможность вспомнить. Он кивнул в знак благодарности, и она снова стала рассказывать.
– Странно, как всё происходит. Нам не удалось уйти далеко. Мы похоронили маму в поле у дороги. Я даже теперь не знаю, где. У неё было плохо с сердцем. Она утром разговаривала, днём вздремнула, а вечером уже лежала в земле. Ничего не предвещало её смерти, она даже не простилась с нами. Отец ничего не сказал. Какие-то люди помогли нам, и всё.
На её лице появилась улыбка. Очевидно, она подумала о чём-то одновременно и приятном, и болезненном.
– Ты знаешь, я даже вложила ей в руки одну тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90