с приглушенным проклятием Рауль вскочил на ноги и сделал несколько шагов к нише окна-эркера.
– Будь я проклят! – пробормотал он.
– Похоже, это прекрасное завершение дел, – сухо заметил Фредерик.
Йен произвел какой-то гортанный звук.
– Старик всегда был немного стланным, и всем нам казалось, что в его прошлом есть тайна, но это…
Йен покачал головой, и на этот раз язвительная улыбка не появилась на его красивом лице.
– Чертовщина!
Рауль оперся об оконную раму и сложил руки на груди. Движения его утратили обычную неспешную плавность. Рауль Шарлебуа был актером, рассматривавшим весь мир как сцену. Только в обществе Фредерика и Йена он позволял себе расслабиться.
– Все это представляется маловероятным.
– Маловероятным? Слишком слабо сказано!
Йен вскочил на ноги. Беспокойная энергия распирала все его худощавое тело.
– Одно дело – иметь тайную возлюбленную, другое – пристраститься к азартным играм.
Боже милостивый! Даже известие о том, что Даннингтон посещал притоны, где курят опиум, и то было бы не таким ошеломляющим! Кто, черт возьми, мог бы подумать, что он такой блестящий шантажист и вымогатель?
Фредерик не пошевелился: в уме он методично, в деталях анализировал удивительное открытие, потрясшее их троих. Когда они получили предложение прийти на встречу с поверенным Даннингтона, то решили, что старик оставил им какие-то мелочи в память о прошлом, общем для них всех. И уж конечно, друзьям и в голову не могло прийти, что каждый из них получит по завещанию по двадцать тысяч фунтов, мало того, оказалось, что эти деньги в течение почти двадцати лет поступали мальчикам от их предполагаемых отцов.
С отсутствующим видом Фредерик выудил из внутреннего кармана сюртука маленькую записную книжку и карандаш, которые всегда держал под рукой. Он был человеком, понимавшим, что любой вопрос можно решить, если рассмотреть его во всех подробностях и к каждой подойти с умом. Вне всякого сомнения, свое качество он приобрел, учась профессии инженера.
А возможно, стал инженером из-за одержимости подробностями. Странная вещь – человеческая судьба.
И сейчас, ощутив себя чужаком, он не без грусти припоминал, как и когда начал делать памятные записи в своей книжке.
Пройдя через комнату, Йен плеснул себе в стакан бренди из запасов Фредерика.
– Что я хотел бы знать, – сказал он, – так как он это сумел? Одно дело – ухитриться разведать все о возможном скандале. Черт возьми! Не сомневаюсь, что и меня можно было бы шантажировать таким же манером. Но доить каждого из наших отцов в течение двадцати лет и получить от них по двадцать тысяч фунтов! Господи! Это замечательно!
Рауль, щурясь, размышлял над высказываниями друзей.
– Верно. И дело не в том, что наши возлюбленные отцы вели беспорочную жизнь. Мы трое – доказательство противоположного. И все же за какие черные грехи они согласны были расплачиваться такими деньжищами, только чтобы их тайны не были раскрыты?
– Должно быть, эти грехи достойны самого дьявола – сказал Йен и разразился сухим, коротким и горьким смехом.
– Проклятие! Это вселяет в меня надежду. Я полагал, что отец принудил мою мать к сожительству под дулом пистолета. Чертов бессердечный негодяй! А теперь у меня возникло подозрение, что этот его грешок был не самым худшим, что у него в запасе имелась еще парочка похлеще. А возможно, он все-таки совершил смертный грех.
– Думаю, в этом есть крупица истины, – пробормотал Фредерик, царапая карандашом по бумаге. – Какие бы тайны ни скрывали наши отцы, должно быть, скрыть их было чертовски важно.
– Что ты там карябаешь, Фредерик?
Йен сделал несколько шагов через комнату и оказался рядом со стулом друга.
– Составляешь один из своих чертовых списков? Фредерик пожал плечами:
– Мне всегда проще оценить мысли и впечатления, если я записываю их в определенном порядке.
– Дай-ка взглянуть. – Йен вырвал записную книжку у него из рук.
Рауль сделал шаг вперед. Его красивое лицо раскраснелось от негодования.
– Йен…
– Оставь, Рауль, – мягко возразил Фредерик. Он понимал Йена. За его сардонической улыбкой и беспокойной жаждой всегда и везде утвердить себя крылась благородная натура глубоко чувствующего человека. Смерть Даннингтона и будоражащее известие о его странном завещании вызвало у Йена беспокойство и желание действовать.
– Пункт первый, – зачитал Йен запись в книжке Фредерика. – Даннингтон оставляет по двадцать тысяч фунтов троим своим ученикам. Почему только троим?
– Mon Dieu!
Рауль со свистом вдохнул воздух и посмотрел на Фредерика сузившимися глазами.
– Ты, как всегда, Фредерик, взял быка за рога. За долгие годы в учениках у Даннингтона побывало не менее двадцати мальчиков. Почему ему вздумалось выбрать нас троих?
Фредерик потянулся к стакану с бренди и отхлебнул глоток.
– Мы трое были первыми его учениками. И возможно, не стоит это считать случайным совпадением, – медленно произнес он. – Возможно, у Даннингтона появилась информация о наших отцах еще до того, как он открыл школу, а когда пришло время набирать учеников, то откуда было уместнее всего изыскать троих влиятельных джентльменов, готовых пуститься во все тяжкие, лишь бы сохранить в тайне свои делишки?
Йен поднял брови:
– Ты хочешь сказать, что Даннингтон ухитрился докопаться до неких интригующих подробностей и использовал это для того, чтобы финансировать свою школу для незаконнорожденных?
– Да, – согласился Фредерик.
С минуту Йен переваривал эту идею.
– А знаешь, я думаю, он и школу-то открыл ради нас. Он был сентиментальным старым болваном. Очень похоже, что он обратил на нас внимание или услышал о нашем существовании, когда служил учителем в разных благородных домах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87