Выкрикивая боевой клич Фицклиффордов, воины под предводительством Коннора бросились на ирландцев.
Глава девятнадцатая
Поужинав, Мойра осталась внизу в большом зале. Вскоре после ухода Коннора она отослала брата в караульную, потому что тот нервировал ее, беспокойно расхаживая взад-вперед. Домнал умчался, обрадованный тем, что будет поближе к месту, где все произойдет.
Усевшись на табурет у огромного очага, Мойра придвинула поближе свою рабочую корзинку, решив, что шитье поможет ей дожидаться сообщения от Коннора.
Однако, как только убрали со столов и составили скамьи у стен, слуги, закончившие работу, стали входить в зал, таща свои тюфяки, хотя спать пока никто не собирался. Мойра не могла больше тут сидеть и изображать невозмутимость. Эта роль была не по ней.
Нервы были натянуты как струна, сердце ныло. Всякий раз, когда дверь со скрипом отворялась, Мойра вздрагивала и тревожно оборачивалась.
Что она будет делать, если Коннора возьмут в плен? А если убьют? Мойра никогда не беспокоилась так за своего мужа, когда тот отправлялся сражаться. А сейчас просто не находила себе места.
Что будет, если Маккарти снова захватит замок «Джералд»? Предложит ли ей Хью дьявольскую сделку, как предложил его брат? И что у нее есть, кроме ее ребенка?
Чем больше она думала обо всем этом, тем тревожнее ей становилось. Кончилось все тем, что она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок, а ведь ей полагалось всем своим видом внушать людям веру в победу. Однако единственное, на что она была способна, – это пытаться не разрыдаться.
Вообще с тех пор, как Мойра забеременела, она стала какой-то дерганой и расстраивалась по любому поводу. Прежде она почти никогда не плакала, а в последние месяцы и дня не проходило, чтобы удержалась от слез. Мойра была противна самой себе, но ничего с этим поделать не могла.
Коннор подумает, что она плаксивая дурочка и больше ничего. Каждый их разговор непременно заканчивался ее слезами.
Предложение Коннора стало для нее настоящим потрясением, а то, что он не отказался от него после всего, что она ему сказала, – вообще чудо.
Нет, она никогда не станет его женой.
Да, конечно, это могло бы решить массу проблем, но она не должна допустить, чтобы он подвергал себя такой опасности ради нее.
Мойра уколола палец иглой и отбросила ткань в сторону.
– Господи, – пробормотала она, – с самым простым делом и то справиться не могу.
Она обернула палец лоскутом, взяла корзинку и направилась к лестнице.
Войдя к себе, Мойра остановилась в раздумье. Здесь ей будет еще хуже. Внизу она по крайней мере будет знать, как обстоят дела. Прижав корзинку к животу, молодая женщина пошла обратно.
Размахивая мечом, Коннор кинулся на первого оказавшегося у него на пути ирландского воина. Вокруг раздавались звон металла и крики. Это пьянило, боевой азарт вытеснил из его головы все мысли. В темноте противника было почти не видно, но Коннор его чувствовал, он предугадывал каждое его движение. Удар – и тот рухнул на землю. Коннор не мешкая бросился вперед.
Облака разошлись, после кромешной тьмы лунный свет почти ослепил Коннора. Он сощурился, дожидаясь, пока привыкнут глаза, и тут на него бросился еще один ирландец. В руках его был боевой топор. Коннору еще не приходилось встречаться с этим оружием. Да и с таким дьявольски ловким противником он никогда не сталкивался.
Каждый раз, когда топор и меч с лязгом скрещивались, тот весело выкрикивал что-то по-гэльски и мгновенно повторял атаку, стараясь размозжить Коннору голову.
Это была не первая схватка в жизни Фицклиффорда, но впервые ему было так трудно защищаться. Коннору попадались и норманны, и валлийцы, но этот кровожадный ирландец мог заткнуть их всех за пояс.
Лезвие топора скользнуло по руке, с поразительной легкостью разрезав кольчугу. Острая боль, пронзившая Коннора, разъярила его. Перехватив меч в левую руку, правой он вытащил кинжал.
Тыча им в воздухе, он заплясал вокруг ирландца, движения которого были несколько стеснены из-за топора. Ему нужно было место для замаха, а потому он не мог приблизиться к к Коннору вплотную.
Внезапно ирландец отбросил топор и, стремительно нагнувшись, вытянул из-за голенища сапога длинный узкий нож.
– Стали захотел, норманн, так ты ее получишь! – прорычал он на ломаном французском.
Теперь уже меч стал мешать Коннору, но он его не бросил, а, изловчившись, сунул в ножны, после чего прыгнул на врага, выставив кинжал.
В голове его промелькнула мысль: хорошо он сделал, что надел только кольчугу, иначе ему пришлось бы туго. Ирландец дрался отчаянно, радостно вскрикивая всякий раз, когда клинки с лязгом ударялись друг о друга; его бородатое лицо ухмылялось.
Руку дергало все сильнее, надо было заканчивать схватку. Коннор даже не заметил, что звуки сражения смолкли, слышались только стоны раненых. Он не мог ни на мгновение оторвать взгляд от противника, иначе можно было получить смертельный удар.
– Хью! – донеслось издалека.
Противник Коннора лишь на мгновение отвел глаза, и этого хватило. Кинжал Коннора ударил ирландца в подбородок и соскользнул на предплечье. Тот пошатнулся, но остался стоять, потрясенно глядя, как Коннор замахивается кинжалом для нового удара.
Внезапно стало темно. Коннор ударил еще раз, но лезвие пронзило лишь воздух.
Вдали затихали торопливые шаги убегавших врагов.
– Проклятие! – пробормотал Коннор, ожидая, пока его глаза увидят хоть что-то во тьме. Тишина вокруг говорила о том, что ирландцы покинули поле боя. – Уилл, ты жив? – выкрикнул он.
– Вроде бы да, милорд. – Где-то поодаль послышался смех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58