И его.
В Тенистый каньон он не разрешал гонять скот. Никто из его работников никогда не ступал на эту землю: у них не было на это причин. Это было его личное место среди всех его владений. Его место для уединения, когда он чувствовал потребность приобщиться к природе. Его убежище, когда он хотел покоя.
Он думал, что Урсуле там понравится так же, как и ему. Никогда он не ошибался сильнее.
Здесь казалось, что земля сливается с небом в неистовом столкновении, зубчатые и округлые границы, черные вулканические скалы и красная-красная земля, окруженная пыльным золотом. Это место было прекрасное и странно пугающее, одновременно холодное и таинственно страстное в своей первозданной простоте. Единение скал, земли и неба было созвучно его душе.
По какой-то странной причине, о которой он старался не думать, Гейб хотел увидеть реакцию Саммер Шоу на этот каньон. Скорее всего его суровая красота заставит ее обратиться в бегство.
Они замедлили ход. Скалистое лицо столовой горы разверзло свои уста, открывая вход в Тенистый каньон. Гейб повернулся в седле, чтобы увидеть лицо Саммер.
– Что это? – спросила она, прикрывая рукой глаза от солнца.
– Смотрите сами.
Вместе они проехали через вход, обе лошади осторожно выбирали путь по неровной каменистой земле.
Ее лошадь споткнулась. Саммер качнулась в седле в такт с лошадью, как будто была прирожденной наездницей.
– Простите, – бодро сказала она ему, с интересом оглядываясь по сторонам. – Где мы?
Как ни прислушивался, Гейб не смог уловить ни намека на неодобрение в ее тоне. Никакого скучающего равнодушия, с которым Урсула обозревала все, что касалось его ранчо.
Как будто по взаимному согласию они натянули поводья и остановили лошадей.
– Тенистый каньон, – ответил он, втягивая в легкие свежий сухой воздух. Оно никогда не обманывало его ожидания, это чувство благоговейного удивления, когда бы он ни приехал сюда. Святое место, как говорил его дед. Когда-то индейцы поклонялись ему.
Солнце освещало ее, и Саммер как будто сама светилась изнутри. Выражение благоговейного трепета, как отклик на чувство в его душе, появилось на ее подвижном лице.
– Боже мой! – Саммер медленно спешилась и отдала ему поводья. – Если бы у меня были краски, – выдохнула она, – чтобы нарисовать все это! Но никто бы не смог.
Саммер удивила его, потому что он точно знал, что она действительно испытывает чувства, о которых говорит. Он улыбнулся. Невидимая тяжесть свалилась с его плеч. В этом было что-то большее, чем простая случайность, подумал он, а потом отругал себя за глупость.
Саммер стояла в ласкающих лучах солнца и смотрела на Тенистый каньон.
Гейбу захотелось сказать что-то особенное, что-то проникновенное. Но до тех пор, пока у него не будет времени проанализировать свои чувства, он не решится на это.
– Я не знал, что вы рисуете.
Ее взгляд, когда она посмотрела на него, был отчасти удивленный, отчасти благоговейный.
– А откуда вам знать? Вы ведь не знаете меня настолько хорошо. – Она нагнулась, чтобы подобрать осколок черной скальной породы. – Забавно, что я даже не знаю, могу ли все еще рисовать. Я не делала этого много лет. С тех пор, как умерли мои родители… – Ее лицо затуманилось.
– Сожалею.
Саммер молча кивнула, поглаживая пальцами отполированный ветром обнаженный выход пласта известняка.
Гейбу захотелось, чтобы это была его кожа.
Ее красота была комплиментом его каньону. Или все наоборот?
Гейб наблюдал, как она медленно повернулась, осматривая все вокруг. Потянувшись, она выгнула спину, наслаждаясь золотым теплом, прозрачным воздухом, коричневой землей. Она была похожа на древнюю богиню, тянущуюся к солнцу. Что-то шевельнулось в его душе, что-то дремавшее слишком долго.
Он не знал, плакать ему или смеяться. Вместо этого, весь в напряжении, он спешился и подошел, чтобы встать рядом с ней, наблюдая, как она завороженно любовалась его каньоном. Она как будто преобразилась, попав в естественную для себя обстановку.
Его женщина. Непрошеная, эта мысль вспыхнула в его мозгу как молния. Гейб замер, готовый все отрицать, вскочить на лошадь и приказать ей уйти. Теперь земля была его женщиной. Когда он все-таки решит жениться, это будет одна из местных девушек с натруженными руками и большим сердцем. Они знают, как работать на ранчо, могут одинаково уверенно ухаживать за скотом и нянчить детей. Это не будет городская девица. Больше никогда.
Не Саммер.
Он понял, что не может отвести от нее глаз. Она стояла, будто вот-вот готовая взлететь. Ее глаза осторожно наблюдали за ним, как будто она что-то почувствовала, что-то примитивное, вырвавшееся на волю, как желание, распаляющее его кровь. Он все еще хотел ее, хотя знал, как это опасно.
Вместо того чтобы отойти, он сделал шаг к ней. Вместо того чтобы убежать, она, кажется, качнулась к нему, уступив еще до того, как он дотронулся до нее.
Еще секунда, и он поцелует ее.
– Саммер… – Со сдавленным стоном он потянулся к ней.
Она стояла, дрожа, прямая и неподвижная.
– Гейб…
Это было то ли предостережение, то ли просьба. Он не мог сказать и не хотел думать об этом. Опустив голову, чтобы почувствовать ее восхитительные губы, влажные и слегка приоткрытые, Гейб содрогнулся. Он мог бы утонуть в ее глазах, таких нежно-чувственных, таких невинных, таких доверчивых…
Со стоном он отступил. Там, дома, у него лежали бумаги, готовые для ее подписи. Бумаги, которые передадут в его владение Бар-Дабл-Эс. Он не смог бы заниматься с ней любовью, а потом уговаривать ее продать ранчо.
– Простите, – удалось ему выдавить сквозь стиснутые зубы.
Напряженная, она обхватила руками плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48