– Понятия не имею. Ну, мне было уже двадцать восемь.
Официант принес чай со льдом.
– Ты хоть когда-нибудь была с ним счастлива?
– Конечно, – заявила она. Он не поверил.
– Правда?
– О, да. Когда вы были маленькие, а мы переехали на Манхэттен и летом уезжали на Лонг-Айленд. Было весело. До первого банкротства, – уточнила она невозмутимо.
– А сейчас тебе весело?
– Весело? Какое веселье, Барри? Мне шестьдесят три. Веселье было бы чрезмерным оптимизмом в данной ситуации. – Ее лицо приняло привычное выражение: жизнь была бесконечной битвой, которая приносила – в лучшем случае – постоянные разочарования, бессмысленные компромиссы и иногда поводы для горького смеха.
Принесли салаты. Роза рассказала, как она будет его учить и чего он может ожидать.
– И ты будешь сам себе начальник, – добавила мать, ее помада размазалась по подбородку. – Никакой корпоративной иерархии, которая тебя так бесит.
У этой женщины, насколько он знал, уже двадцать лет не было ни одного свидания. После развода появился партнер по имени Мерв, но у них случился разлад по деловым вопросам, и они перестали разговаривать. Набралось немало людей, с которыми его мать перестала разговаривать.
Что она будет делать без своего кабинета? А на нее он не станет работать ни за что. Когда они шли обратно, четыре хасида целеустремленно прошагали мимо, скорее всего в синагогу Гармент-центра. Барри пожалел, что при воспитании в него не вложили побольше иудаизма, чего-нибудь фундаментального, на что можно было бы списать свои неудачи. Ему захотелось спросить мать, во что же она верит, в конце концов. Как ей удается просыпаться по утрам и не думать о смерти?
– Возьми себе это чертово дело, Барри, – воскликнула она в отчаянии. – С тобой могут случиться вещи и похуже. Ты окажешь мне услугу.
– Продай его, мама.
– Мне не нужны деньги. Мне не нравится, что ты катишься по наклонной.
– Я никуда не скатываюсь.
– Ладно, – сказала она. – Послушай. Не принимай решения прямо сейчас. Подумай, поговори с Джастин. И дай мне знать.
Он поцеловал ее у погрузочных ворот и поехал на метро домой. Пусть она управляет этим делом сама или продаст его. Он не собирается так жить. Он не для того закончил «Уортон».
Теперь он рассуждает, как Кэрол.
Дома Барри поставил воду для кофе. До появления Джастин все было абсурдным и неестественным. Пять лет он мучился нескончаемыми внутренними монологами по поводу Синтии. Он не мог смотреть на нее без разочарования, в ней не было ни единой черты, которую ему не хотелось бы изменить, она регулярно говорила вещи, от которых его передергивало. По правде говоря, ему все время хотелось пойти пообедать с кем-нибудь другим, и он ненавидел себя за это.
Казалось, Синтия совершенно не замечает, что он все время уговаривает себя, будто она ему нравится. От этого было еще хуже: он боялся, что однажды, когда он ослабит контроль, все те замечания, которые он обычно оставляет при себе, вырвутся наружу и обрушатся на нее потоком презрения. Ему постоянно становилось противно, он рвал с ней отношения, а потом возвращался по привычке или от одиночества. Он не чувствовал душевного влечения к Синтии, только смесь скуки, неприятия, вины и жалости.
Мисс Шифф, с другой стороны, как человек была неотразима. Так как его неодолимо влекло к ней, то ему не приходилось рассматривать ее критически, просто были отдельные аспекты внешности и поведения, которые его завораживали. Ее румяные щеки, ее странные пальцы, ее командирские ухватки: любой другой нашел бы эти черты непривлекательными, но его они трогали до глубины души. И опять, он не знал: не уговаривает ли она себя, что он ей нравится? Конечно, несмотря на притяжение, были еще и ежедневные трения и скандалы, которые разъедали влечение. Последнее время все было ужасно. Прошлой ночью она сказала ему, что любит его, таким тоном, будто благодарила за то, что он открыл ей дверь.
Барри налил кофе в термос и взял такси до больницы, жара стояла изнуряющая. Мириам выглядела хрупкой и далекой, как никогда. Она хныкала. Сегодняшняя медсестра тихо клевала свой обед. Джастин не было, но он увидел в ногах кровати золотые солнечные очки Кэрол. Неизвестно, сколько времени придется провести в одной комнате с умирающей и с Кэрол.
Кэрол появилась, преисполненная важности.
– Я, кажется, сказала уже, чтобы ты здесь не ела, – рявкнула она на медсестру, которая никого не трогала. – Она приносит сюда эту мерзкую ямайскую еду, – громогласно заявила Кэрол, когда медсестра направилась с едой к двери. – Тут все уже провоняло.
Барри был в ужасе. Говорить было нечего. Кэрол непробиваема.
– Вчерашняя медсестра, сегодня она – победительница. – Кэрол принялась подробно и многословно нудеть, между тем сегодняшняя сестра вернулась, чтобы проверить у Мириам пульс. Кэрол и Алекс были, должно быть, незабываемой парой. Джастин так воинственно нормальна. Всю эту ахинею она превратила в 90-часовые рабочие недели и шкафы, где все разложено по цветам.
Вошла Джастин, спокойная и очаровательная. Он был так рад ее видеть, что чуть не прыгнул на нее.
– Как она? – спросила Джастин, кладя сумочку на стул.
– То приходит в себя, то опять, – сказала Кэрол. – Как ты?
Джастин подошла к кровати и наклонилась. Мириам смотрела на нее, не узнавая. Вчера вечером Джастин сказала ему, что она считает, что Мириам все понимает, только ей все равно. Джастин налила себе чашку кофе и аккуратно встала у окна.
– Эй, мы с Джином идем потом в «Тессио'с», – громким шепотом произнесла Кэрол. – Вы к нам не хотите присоединиться?
Он терпеть не мог «Тессио'с» и был очень рад, когда Джастин отказалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116