Было бы здорово, если бы еще лифт не работал!
Ну а теперь я вполне могу рассказать вам про Альбинку. Это, я вам скажу, не женщина, а бледная немочь. Дохлая божья коровка! Засушенный лютик! Ей самое место в гербарии из бурых рассыпающихся книжных страниц технической библиотеки. Я еще не видела человека, к которому так стопроцентно подходило собственное имя. Натуральная альбиноска! Я ей уже сто раз предлагала покрасить волосы цвета загнивающего сена в какой-нибудь из радужных оттенков краски «Palette». Знаете, что она мне при этом каждый раз отвечает? Не поверите! Она говорит:
– А вдруг она испортит мне волосы?
А я говорю:
– Хуже их сделать уже нельзя!
И она каждый раз обижается. А я каждый раз злюсь. Ну не хочешь красить, кто ж тебя может заставить! Но сколько же можно обижаться на правду?
– И что на этот раз? – грозно спросила я Альбинку. Ласково ее спрашивать нельзя. От чрезмерного к ней участия она почему-то тут же начинает рыдать.
– Он опять приходил…
– И что?
– Как всегда…
– Сколько тебе дать?
– Ну… хотя бы рублей пятьдесят – шестьдесят…
– И ты собираешься на них тянуть до получки?
– Собираюсь…
Здесь мне просто необходимо дать вам некоторые пояснения. «Он», ну который «опять приходил», – это бывший Альбинкин муж. Она почти сразу после школы выскочила замуж за нашего с ней одноклассника Ромочку Дюбарева. В школе этот Ромочка Дюбарев был такой же бледной немочью, как и Альбинка. Я думаю, что как раз на почве этой немочи они и снюхались.
Я вам сейчас опишу этого Ромочку на пороге родной средней школы накануне выпуска. Представьте себе довольно длинное, но тщедушное существо с женскими покатыми плечами, тонкими ногами «иксиком», круглым лицом, напоминающим недопеченный блин, и торчащим над ним цыплячьего цвета и той же «этимологии» коком. Пальцы Дюбарева, длинные и тонкие, имели на кончиках утолщения, напоминающие присоски мутантирующего человека-паука. Я думаю, как раз этими присосками он и присосался к Альбинке.
Честно скажу, процесса ухаживания и жениховства я не наблюдала, хотя всегда была самой близкой подругой будущей невесты. Их любовь образовалась из ничего, из хаоса взрывом, как, по утверждению некоторых ученых, образовалась наша Вселенная. Я и сама-то очнулась уже во дворце бракосочетания на набережной Красного Флота в роли свидетельницы со стороны невесты. Альбинка и Ромочка, эти две бледные спирохеты, держались за ручки и чуть не плакали от счастья.
Вы не поверите, но со временем Ромочка выправился и очень удачно заматерел, чего до сих пор нельзя сказать об Альбинке. «Иксики» Дюбарева к двадцати пяти годам выпрямились, что прибавило ему еще несколько сантиметров роста. Опущенные бабьи плечи, предусмотренные явно под декольте, конечно, не приподнялись, но весьма расширились, шея окостенела, и Ромочка, с первого класса имевший по физкультуре три с минусом, в пиджаке с накладными плечами стал напоминать слегка ссутулившегося под тяжестью гранитной мускулатуры качка. Блинообразное лицо обрело твердость в скулах и подбородке, а желтенький кок надо лбом выгорел и приобрел благородный платиновый оттенок. Ошалев от метаморфоз собственного организма, Дюбарев стал упорно косить под обрусевшего прибалта из-под Даугавпилса.
Выше я вам уже сказала, что Альбинка, в отличие от мужа, не претерпела совершенно никаких изменений. Пару раз она, правда, окукливалась, то есть полнела, и я надеялась, что через положенное время из кокона вылетит-таки прекрасная бабочка. Но вылетала не бабочка. Первый раз Альбинка родила худосочную девочку Сонечку, весом два килограмма и семьсот граммов. Второй раз никого не родила – роды оказались тяжелыми, ребенок погиб, да и сама Альбинка еле выкарабкалась. И именно в тот момент, когда моя подруга отходила от трагической потери ребенка, этот самый «качок» из-под Даугавпилса нашел на стороне первую благодарную слушательницу баек о покинутой его предками исторической родине. За первой незамедлительно последовала вторая слушательница, потом и третья. Надо отдать должное решительности бледного мотылька Альбинки: четвертой она не стала дожидаться, разведясь с даугавпилсцем на третьей же его пассии, на которой тот сдуру сразу и женился. Перейдя в статус жены, бывшая умильная слушательница быстро заткнула Дюбареву рот, объявив, что совершенно не одобряет оголтелый национализм прибалтийских народов и готова выйти куда угодно с плакатом «Даешь русский язык русским школьникам Даугавпилса!». Дюбарев попытался срочно перестроиться в коренного новгородца – в этом древнерусском городе проживали какие-то его дальние родственники. Но сказания о новгородском вече в его новой семье тоже как-то не пошли, и Ромочка, оскорбленный в лучших чувствах, показательно развелся со своей второй женой.
После истечения месячного траура по разбитой любви коренной новгородец начал опять подбивать клинья к Альбинке и, надо отметить, не безуспешно. Он снова начал присасываться к ней своими присосками, с которыми никаких метаморфоз не произошло, и опять пил ее бледную кровь. Он катался у своей первой жены как сыр в масле до тех пор, пока у нее не кончались деньги или пока на горизонте не появлялась новая восторженная слушательница его эпических повествований в стиле «когда я на почте служил ямщиком», то есть «когда я жил прибалтом под Даугавпилсом». Как Ромочка скоро выяснил, женщины гораздо чаще западали на аборигена янтарного края, чем на новгородца. Видимо, потому, что Даугавпилс числился нынче зарубежьем, а памятник «Тысячелетию России» все уже успели посмотреть загодя, съездив в Новгород по профсоюзным путевкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68